- Информация о материале
-
Категория: Рассказы
Дубинин Вадим. Сме-х-рть.
Memento mori
(Помни о смерти (лат.))
That is not dead
Which can eternal lie.
Yet with strange aeons
Even death may die.
H.P. Lovecraft
Death be not proud
Though some have called
Thee mighty and dreadful
Art not so:
Children Of Bodom "Follow the reaper"
Сэр Ричард Дэдмэн, герцог Хоррор, с присущей всем англичанам пунктуальностью ровно к 7:30 утра дочитал очередную главу своей любимой книги <Умерший мертвый мертвец, положенный во гроб и похороненный в могиле на кладбище> - этого типичного образчика классического английского юмора, встал с кресла-качалки и подошел к окну рабочего кабинета в фамильном замке Дэдмэнов на окраине Лондона. За окном раскинулось веселое, свежее и умытое росой кладбище с песочницей, <горкой>, качелями и маленькой каруселью, окутанное белыми, как могильный червь, клубами утреннего тумана. На кладбище уже были детишки - катались с <горки>, играли в прятки между надгробиями, лепили из песка усыпальницы и гробницы. Рядом миссис Смерть своей косой подравнивала травку на лужайке для гольфа.
В этот момент Дэдмэн увидел, как в конце Грэйвъярд Авеню, на которой он жил, появился почтальон. Кинув мимолетно кокетливый взгляд на свою родную улицу, упирающуюся в величественное и монументальное здание перестроенного из овощного рынка крематория в готическом стиле, первый этаж которого занимала закусочная McDonalds, Дэдмэн начал одеваться. Он облачился в белые <семейники> с черепами и надписями и голубой шелковый саван от Gucci, а затем спустился вниз, чтобы поскорее получить корреспонденцию.
Отпустив почтальона, Дэдмэн поднялся в столовую с намерением просмотреть почту за завтраком. Поглощая яичницу с копченым мясом мертвых животных и кровь с бифштексом, он быстро пролистал очередной номер журнала <Наука и смерть>, главным материалом которого было рассмотрение вопросов <Есть ли смерть на Марсе?> и <Есть ли смерть после жизни?>. Потом настал черед газеты для фермеров и владельцев земельных участков 2х1,5 метра <Сельская смерть>; далее шло профессиональное издание работников крематориев и перерабатывающей промышленности <Огонек>; затем довольно много времени Ричард уделил эротическому журналу <Некропольская клубничка>, и вдруг он наткнулся на письмо. Взволнованный, герцог окровавленным топориком для разделки мяса вскрыл конверт.
Письмо было от его родни, жившей в Трансильвании. Оказалось, что его престарелый дядя Франкенштырь Бладсакер третьего дня, рассекая воздух в обличье летучей мышки, запутался в крыльях и упал на свой письменный стол, напоровшись дряхленьким сердцем на остро отточенный карандаш осинового дерева, торчавший из стаканчика. От полученных повреждений дядя откинул свои ортопедические ботинки, и теперь сэр Ричард Дэдмэн, герцог Хоррор, приглашался для празднования похорон дяди Франка и получения своей доли наследства. К письму прилагалось официальное приглашение за номером 13 с программкой праздника: романтическая тризна при погребальных свечах (шведский стол), танцевальная часть (пляски на могилах) и завершало список мероприятие, означенное как шабаш-хаус-party.
Дэдмэн обрадовался предстоящей возможности хорошенько отдохнуть и <поклубиться> на вечеринке. Он тут же стал собираться и, чтобы не было скучно, включил радио, на котором в этот момент пела российская группа <Танцы Минус> песню о любви некрофила к расчлененному трупу:
Я тебя целовал у ночного огня,
Ты оставила мне: половинку себя:
Беззаботно подпевая Вячеславу Дэткуну, отчего на кладбище перед домом пара мертвецов вылезла из своих могил, здорово рассмешив при этом играющих детей, Ричард наложил на лицо легкий макияж в стиле <цирк уехал - клоуны остались>, срисовывая его с фотографии Мерилина Мэнсона. Оставшись довольным своей смазливой мордашкой, Дэдмэн спустился в прохладный склеп, где на полках вдоль стен вперемешку с гробами стояли банки с соленьями, вареньем и бутыли с брагой, выкатил оттуда шикарный розовый катафалк Rolls-Royce с открытым верхом и, чуть не сбив шатающегося на проезжей части зомби, по виду - пьяного уже с утра, помчался в Трансильванию на праздник смерти.
И вот после 9 дней пути Ричард оказался в тихую и волшебную ночь Хэллоуина с 30 октября на 1 ноября в Трансильвании, встретившей его прекрасной погодой: резкие порывы ветра заставляли струи ледяного дождя с силой хлестать по лицу герцога Хоррора, отчего у того потекла тушь; гром то и дело раскалывал невидимое черное небо, а вспышки молний выхватывали из темноты удивленные лица троллей и вурдалаков, которые, напуганные раскатами грома, в ужасе выбегали из лесной чащи на дорогу, где благополучно попадали под колеса катафалка. Теперь Дэдмэну нужно было найти особняк Бладсакеров.
Пропетляв некоторое время среди следов невиданных зверей по неведомым дорожкам заколдованного Карпатского леса, чьи деревья протягивали к нему свои корявые ветви, норовя залезть в штаны, Дэдмэн заметил в кустах борщевика парочку, свершающую великое таинство, соединяющее мужское и женское начала, таинство, ведущее к зарождению новой смерти.
Дракула досасывал кровь ослепительно красивой девушки, а та слабо, как бы нехотя, сопротивлялась. Наконец, он кончил, встал и, достав из кармана зубную щетку, почистил зубы после трапезы. Только теперь Ричард решился нарушить покой вампира, спросив его, как добраться до искомого дома. Тот указал ему дорогу оторванной рукой жертвы, а потом запрыгнул на дерево и повис вниз головой, забыв, правда, превратиться в летучую мышь.
В конце концов, Дэдмэн выехал из леса на Хэлл Роуд и покатил к особняку. У ограды особняка уже скопилось ужасное количество автомобилей гостей, которые съехались на торжество со всех сторон земли и разместились в пятичереповом отеле <Танат>.
Найдя среди стоявших друг за другом машин свободное место, на котором мелом был нарисован контур человеческого тела, Ричард припарковался, чуть не поддев бампером спускающуюся на метле хорошенькую ведьмочку, взял с пассажирского сиденья пышный букет из двух гвоздик, заготовленный им для своей тетки, демонессы Эльвиры, Повелительницы Тьмы, и вылез из катафалка. Эльвира уже ждала его у ворот и, едва герцог приблизился к ней, с плотоядной улыбкой суккуба заключила его в фатальные объятия. Нос герцога утонул в великолепном бюсте Эльвиры, а ее хвост со стрелкой на кончике недвусмысленно обвился вокруг его бедер. Потом Эльвира и Ричард обменялись потоками приветственных проклятий, и демонесса повела гостя в его комнату. Ричард с удовольствием оглядывал Эльвиру: ее совершенное тело обтягивал, как вторая кожа, черный кожаный комбинезон с глубоким декольте, а на рожках повисла спиралька серпантина.
Вновь образовавшаяся парочка, держась за руки, прошла через главный зал, который медленно наполняли гости. Каждый из них подходил к облокотившейся о черный алтарь Верховной Ведьме Маргарите, державшей на руках колдовскую черную кошку Барсиху (когда Барсиха родилась, все подумали, что это кот, и назвали его Барсиком, но потом, когда ошибка обнаружилась, пришлось переделывать кличку), и целовал ее распухшую от поцелуев ногу.
На алтаре стоял стеклянный гроб с непосредственным виновником торжества - дядюшкой Франком. Гроб был сделан из зеленого бутылочного стекла, и кое-где на нем виднелись криво наклеенные пивные этикетки. После Маргариты гости подходили к нему, поднимали крышку и в виде последнего прощания лобызали чело дяди. В этот момент их взгляд натыкался на табличку с надписью: .
После всех этих необходимых ритуалов гости, наконец, попадали в общую залу, где и начинали веселиться, да так, что чертям в аду становилось жарко.
Эльвира тем временем показывала Ричарду его комнату. Апартаменты были роскошными: тонущие во мраке углы комнаты - в траурных фестонах паутины, маленькое слуховое окно с черными занавесями; пара электрических стульев конца века ручной работы, тяжелый стол из морга, а основное пространство комнаты занимал широкий двуспальный гроб, на который Ричард сразу же повалил Эльвиру, чтобы предаться безумству инфернальной любви. Эльвира была великолепна в гробу, но раз герцог чуть не выколол себе глаз одним из ее рожков, а ее хвост, от страсти постоянно дергавшийся из стороны в сторону, сворачивавшийся в кольца, а потом распрямлявшийся, здорово мешал в этом любовном поединке. Вдобавок на пике наслаждения она так завыла, что у Ричарда заложило его остроконечные ушки.
После, когда Эльвира ушла готовиться к празднику, Ричард решил освежиться и принять кровавый душ, но оказалось, что горячую кровь отключили, поэтому он наскоро ополоснулся под холодной. Ванная комната по части отделки не заслуживала особого внимания, но Дэдмэну очень понравилась прикрепленная около унитаза мумия низкорослого фараона, на которой вместо бинтов была намотана туалетная бумага. Выйдя из душа, Ричард растерся махровым полотенцем, краем глаза заметив мелькнувшую в зеркале женщину-призрак в белом. В белом пеньюаре:
Одевшись и распаковав вещи, Ричард от нечего делать полистал фотоальбом с некрологами, лежавший на журнальном столике; потом прошелся вдоль книжного шкафа и изучил корешки покрытых пылью книг: Ф.Э. Клыков <Концепция и пути развития классического неовампиризма в условиях рыночной экономики>, Р.Е. Могильный <Похороны для "чайников">, <Книга о вкусной и здоровой жертве>, Вампирелла Батори-Батарейкина <Теоретические основы черной магии>, Инфернус Суицидиум <Незнайка на полной луне>.
Но Дэдмэну быстро надоело разглядывание интерьера и материальных ценностей замка его вампирской родни. Напялив на голову маску палача с синим бубоном и надписью , повязав на шею петлю за 300 долларов и сунув ноги в новенькие испанские сапоги, которые ему немного жали, он вышел из комнаты, запер ее и нарисовал у порога защитную пентаграмму в виде <классиков>, которые неизменно оканчивались словом <котел>. Поправив узел петли, Ричард пошел по коридору замка, по которому уже сновали туда-сюда привидения, оборотни со светящимися, красными от недосыпа, глазами, живые трупы и мертвые души. Перед входом в главную залу Дэдмэн остановился около кривого зеркала, рядом с которым стояли две зажженные черные свечи, и еще раз осмотрел свой наряд. В этот момент его обогнали беседующие Всадник Без Головы, который, как говорили, потерял голову от любви, и Олимпийский Мишка с пятью кольцами на животе, который расстался с жизнью в далеком 1980-м под рыдания всего СССР. Не обнаружив изъянов в своем внешнем виде, Ричард отошел от зеркала и вошел в залу, а его место тотчас занял Восставший Из Ада, который начал причесывать гвозди, торчащие из его головы, выдирая появляющиеся в последнее время серебряные гвоздики в надежде скрыть от всех и от себя самого тот факт, что он все-таки стареет.
В зале царил <беспробудный танец адский>. Несколько сот тел различной стадии разложения, устроив настоящую danse macabre, лихо дрыгались под грохот похоронного марша в транс-хаус-обработке от DJ Даркнесса. Вакханалия набирала полную силу.
Ричард прошел к стойке бара и, дождавшись, пока бармен на гильотине нарежет лимон, заказал себе <Кровавую Мэри>, настоящую <Кровавую Мэри> - водку с кровью. Потягивая коктейль, он стал искать глазами Эльвиру, попутно замечая, чем заняты гости, не участвующие в этой пляске Святого Витта. Несколько уставших танцоров, сидя на тронах из черепов со стаканами в руках, лениво глядели на большой экран, где демонстрировалась без звука мелодрама <Зловещие мертвецы II>, а один или двое зрителей вообще впали в летаргический сон. В темном уголке за столиком двое бизнесменов, не желавших прекращать дела даже в уик-энд, подписывали кровью какой-то договор. Несколько духов, занимаясь спиритизмом, остервенело возили по столу перевернутую пепельницу, а кто-то, желая бросить вызов Фортуне, играл в человеческие кости на деньги. В соседнем зале, который являлся чилл-аутом, освещенным зеленым мертвенным сиянием гнилушек с болота, во всю царил разврат: демоны и сатиры, отхватив себе по ведьме, вампирше или суккубу, с головой кидались в пучину страсти и похоти. Лишь Вий, озабоченно и суетливо бегая рядом, визжал: <Поднимите мне :! Поднимите мне :!>
Ричард тем временем, так и не найдя Эльвиру, продолжал налегать на спиртное. Наконец, выпивка дала о себе знать, желая вернуться с того света в мир, который недавно покинула. Герцог помчался в уборную и, протиснувшись мимо какого-то художника, приверженца некрореализма, который рисовал на стене туалета граффити в виде каббалистических знаков, исторг из себя розовую жижу, бывшую в прошлой смерти <Кровавой Мэри>.
Посещение уборной вернуло Дэдмэна к смерти, и он, будто обновленный, чувствуя в себе прилив сил, снова сел за стойку бара и заказал себе коктейль. В этот момент к нему подсел вервольф, представившийся Фьюнералом, и предложил сыграть в <русскую рулетку>. Смысл забавы был прост: шесть человек по очереди брали револьвер с боевыми патронами, один из которых имел серебряную пулю, приставляли к виску и дергали спусковой крючок.
Только безрассудство, рожденное затуманенным парами алкоголя мозгом, толкнуло Ричарда на участие в этой затее. Он, Фьюнерал и еще четверо самоубийц сели за столик, бросили жребий, кому каким по счету стрелять, и начали игру. Первым был Фьюнерал. Он крутанул барабан, хладнокровно приставил ствол к виску и нажал на спуск. Выстрел снес ему полголовы, оставив широкую дыру с рваными краями, но Фьюнерал лишь улыбнулся и передал револьвер следующему. Фьюнералу повезло.
Следующим был странный парень в балахоне с капюшоном и жуткой маскарадной маске. Одна его рука оканчивалась крюком, а во второй он крутил нож для колки льда. Когда Фьюнерал передал ему оружие, он положил нож на стол, быстро поднес револьвер к голове и выстрелил. Серые ошметки тухлого мозга с обломками кости брызнули на плечо Ричарда. Парень криво ухмыльнулся, положил револьвер перед Дэдмэном и снова взял свой нож. Еще один счастливчик.
Ричард был третьим. Коря себя за согласие участвовать в этом безумии, он все же взял револьвер: отказываться было уже поздно. Рукоять удобно легла в ладонь, а дуло приятно холодило висок. Палец плавно потянул курок. Раздался выстрел, что-то впилось в мозг Ричарда, а потом он ощутил легкий сквозняк в голове. Фу, кажется, проне:
Вдруг ужасное жжение затопило голову герцога. Из дыры в его черепе повалил зловонный едкий дым, а сознание обладателя сего черепа стало быстро проваливаться в темноту. Пуля все-таки была серебряной:
:Спустя какое-то время (Ричард не мог бы сказать, было ли это через тысячу лет или через долю секунды) тьму разбавила маленькая точка яркого света вдали, которая стала постепенно приближаться. Дэдмэн оказался в том самом тоннеле, о котором так много слышал при смерти. Он изо всех сил рванул к свету, чувствуя, как сам тоннель, его стенки, подталкивают его.
И вот свет заполнил все окружающее пространство. Ричард чувствовал себя уже даже не в потоке света, он чувствовал себя его частью.
Наконец, его глаза привыкли к этой слепящей яркости и стали различать окружающий мир. Первое, что увидел герцог, был красный транспарант с белыми буквами: <Заветам Ильича будь верен!> Потом он различил лежащую на столе женщину с раздвинутыми ногами, покрытыми капельками пота, и обнаружил себя на руках человека в белом халате и с белой маской, закрывающей низ лица. Другие органы чувств Ричарда тоже постепенно включались: теперь он слышал далекое мычание коров, рев трактора и мат, а в воздухе стоял отчетливый запах навоза.
Вдруг мир накренился, верх поменялся местами с низом, а тяжелая ладонь человека в белом сильно шлепнула Ричарда по ягодицам.
- Ну что, Маруся, поздравляю! - раздался низкий голос из-под белой маски. - У тебя дочка.
И тут сэр Ричард Дэдмэн, герцог Хоррор, все понял и истошно закричал:
R.I.P.
август 2001 г
- Информация о материале
-
Категория: Рассказы
Михаил Остроухов. Любовница вампира.
Как только я легла спать, прилетел комар. Тонкий, бесконечно въедливый писк его раздался над самым ухом. Комар пищал несколько секунд, а затем замолк. Казалось: это он набирает воздуху в грудь, чтобы с новой силой затрубить в свою единственную ноздрю. И действительно, писк через короткий промежуток времени возобновился опять.
Куда сразу подевался весь мой сон? Сознание, которое после соприкосновения головы с подушкой уже стало замыкаться само на себя, вдруг сделалось кристально ясным так, как будто я только что выпила, по крайней мере, две большие чашки крепкого кофе.
В таком состоянии я всегда жалею, что мой мозг не занят тяжелой работой над сложной инженерной проблемой или физической задачей, а то бы мне не стоило никакого труда разрешить их прямо здесь, не вставая с кровати. Однако, если говорить насчет той ночи, о которой я начала рассказывать, то тогда я не очень порадовалась прояснению сознания. Во-первых, утром мне нужно было рано вставать, а во-вторых, почему-то помимо ощущения блаженной легкости, у меня появилось чувство тревоги. На миг мне почудилось, что в комнате кроме меня находится еще кто-то. Я включила ночник, но, все правильно, можно было бы и не трудиться понапрасну. Как иногда смешны бывают наши страхи! И ведь надо еще умудриться убедить себя, что в темном углу или за дверью таится опасность. Мне пришла в голову издевательская мысль, что я прямо-таки как героиня средневекового романа, ночующая одна в старинном замке, полном приведений и вурдалаков, боюсь остаться в темноте. Посмеявшись над собой таким образом, я погасила свет и легла на живот, уткнувшись носом в подушку, с твердым намерением заснуть. Но комар, словно разбойник с большой дороги, тут же выскочил из засады и дал гудящую очередь возле моего уха. Потом на секунду замолк, и маленькая иголочка кольнула меня в шею. Я вскрикнула от досады и махнула головой. В результате чего он запищал и улетел, хотя конечно недалеко. Не было никаких сомнений, что сейчас этот кровопивец вернется.
Наша жизнь в общем-то всегда течет ровно, в одном направлении, но временами создается впечатление, что будто все с ума посходили, так на нее налетят стаи коршунов, не знающие ни стыда ни совести и уж доведут до того, взять, к примеру, комаров, что хоть из дома беги.
Однако, надо заметить, на сей раз я почему-то была уверена, что комар, преследующий меня, действует в одиночку. Вполне возможно мне сразу запала в память интонация его гудения или, скорей всего, и в первом случае, когда он только подлетал ко мне, и во втором, когда укусил, у меня просто возникло одно и то же ощущение, что чье-то пышущее жаром тело огромных размеров склонилось надо мной.
Мне стало жутко, ведь я только что убедилась, что в комнате кроме глупенькой девочки, мучающей себя всякими придуманными страхами, абсолютно никого нет. Чтобы как-то успокоиться, я решила сосредоточиться на чем-нибудь приятном. А лучше всего было забраться под одеяло с головой, оставив только щелочку для дыхания, тогда комар перестанет отвлекать меня пустыми и глупыми приставаниями, и сон не замедлит предъявить свои права. Поэтому не откладывая, я тщательно укуталась байковым одеялом и стала ждать: время шло. Довольно долго ничто не нарушало моего покоя, и я начала уже потихоиьку забываться, как вдруг откуда-то из неимоверного далека, из самых глубин Вселенной, послышался тончайший писк, который был так слаб, что только слух человека, находящегося начеку, мог уловить его. Писк слышался в таком отдалении, что практически невозможно было сказать - растет он или нет. Но что-то, какое-то шестое чувство, подсказывало, что он приближается.
Панический ужас с новой силой охватил меня, потому что мое, лихорадочно работающее сознание отказывалось понимать: каким образом я могу слышать этот писк. Через щелку для дыхания мой мучитель явно не проникал, ведь тогда на его пути лежал мой нос, который он навряд ли бы облетел стороной. Значит, оставался только один ответ: комар проник ко мне через одеяло.
Мысль эта показалась настолько безумной, что я даже на секунду развеселилась, но тут же, словно в наказание за свое легкомыслие, почувствовала комариный укус в руку. Он был подобен прикосновению к оголенным электрическим контактам. Сильный разряд прошел по всему моему телу, доставляя мне и томительное удовольствие, так что даже мускулы живота затрепетали от напряжения, которое я сообщила им, и одновременно с этим неприятное ощущение, какое, наверное, любой человек испытывает, когда в него вводит шприц.
Но это не все, еще одно чувство возникло у меня, пресловутое чувство прикосновения какого-то сильного мускулистого тела. В зту минуту я готова была поклясться, что лежу под одеялом в объятиях мужчины.
Страх, подобный тому, который железными обручами обхватил мое бедное сердце, мне несколько раз, помню, доводилось испытывать во сне, там он был беспричинный, совершенно панический и смертельный, но наяву еще никогда моя душа не сжималась от испуга в такой крохотный комочек, поэтому естественно у меня возникло подозрение: уж не сон ли все это. Но нет, ни о каком сне не могло быть и речи.
Одним рывком я сбросила с себя одеяло и, прыгнув с постели сразу на середину комнаты, замерла совершенно растерянная, не зная, что предпринять дальше. При малейшем постороннем звуке, мне кажется, я умерла бы на месте. Однако, секунды бежали, а ничего не происходило. Только один раз, давая новую пищу страху, на стене, куда через щель в шторах падал луч лунного света, мелькнула тень пролетевшего комара. Я попыталась поискать глазами, где сам комар, но так и не нашла, а когда вновь обернулась к освещенной луной стене, то чуть не упала в обморок: на ней явственно была видна тень от головы молодого мужчины. Причем, по той причине, что луна в этот день будто вознамерилась потягаться в блеске с солнцем, мужской профиль был черезвычайно четким, и легко угадывалось, что у оригинала высокий прямой лоб, над которым поднимается волна густых вьющихся волос, крупные губы, выдвинутые вперед относительно вертикальной линии лица и скошенный подбородок.
Минуту я смотрела на тень, как загипнотизированная, а потом невероятным усилием воли заставила себя перевести взгляд на мужчину. Но господи, это было не что иное, как складки штор. Это они отбрасывали на стену точь-в-точь профиль молодого человека.
Однако сделанное мной открытие не принесло мне никакого облегчения, потому что, в состоянии, в котором я находилась, реалистические объяснения событий перестают доходить до сознания, и я продолжала верить, что за шторами действительно находится выглядывающий оттуда человек
Крик отчаяния, чудовищно вопя, бился об стенки грудной клетки, стремясь вырваться наружу, но в горле у меня перехватило, и бедняга мог только утешаться мечтами о том, как бы ему было хорошо и вольготно на свободе.
Должно быть, именно в таких ситуациях люди навсегда теряют дар речи. Потеряла бы его и я, но, к счастью, вовремя опомнились мои ноги, которые сами собой вынесли меня в коридор. Честно говоря, я никогда не рассчитывала, что в трудную минуту смогу на них положиться, и вот убедилась, что зря. Правда, решимость моих ног иссякла, как только я оказалась за дверью спальни. Произошло это, скорей всего, потому, что они, привыкнув действовать согласно приказам моего сознания, теперь были сбиты с толку полным отсутствием таковых. Посудите сами, идти будить родителей я не хотела, не представляя себе, как объяснить им причину владевшего мной ужаса, а, с другой стороны, вернуться и лечь в кровать казалось мне невозможным.
Чтобы успокоить волнение, я, осторожно ступая, пошла в зал. Там находился книжный шкаф, в котором, я смутно помнила, был один древний фолиант в кожаном переплете, где я видела старинную гравюру с изображением комара гигантских размеров, сидящего на безжизненном теле прекрасной девушки. Мне не долго пришлось искать эту книгу, а вот найти саму гравюру при лунном свете оказалось делом нелегким. Но труды мои были вознаграждены удовольствием от мастерской работы неизвестного художника, изобразившего гигантского комара с отталкивающими подробностями. Больше всего поражало, что морда у этого существа походила на грубо слепленное человеческое лицо, снабженное хоботообразным носом. Во всем остальном он являлся типичным представителем своего народа: имел туловище одновременно змеи, червяка и гусеницы, стрекозиные крылья и отвратительные коленчатые ножки, трубчатые и совершенно гладкие. Та, на ком он сидел, должна была просто умереть от брезгливости при соприкосновении с ним, но, как ни странно, художник показал живую девушку, а не труп, потому что на лице ее угадывалось даже некоторое подобие улыбки.
Это настолько удивило меня, что я оставила созерцание гравюры и с жадностью принялась читать пояснение к ней, приведенное рядом и снабженное обильными ссылками на латинских авторов. Из него я узнала, что вид гигантских комаров, судя по рассказам местного населения, обитал в некоторых североафриканских странах, однако ученым так и не удалось заполучить ни одного экземпляра, поэтому насекомое это стали считать мифическим, но аборигены продолжали настаивать на том, что гигантские комары существуют, а поймать их невозможно только по той причине, что они оборотни, которые могут принимать облики мужчины. Такая способность помогает им овладеть своей жертвой, как правило молоденькой девушкой, и выпить у нее так много крови, что редко кто выживал осле подобных любовных ласк.
"Что за чушь!" - громко сказала я и захлопнула книгу. Но не радуйтесь преждевременно моему всплеску нигилизма, на первый взгляд говорящему об обретенной душевной силе. На самом деле, решать проблемы таким образом свойственно как раз людям, доведенным до отчаяния, когда человек становится лицом к лицу с такими фактами, что признай он их, и уже от самого признания наступит смерть, и остается ему только бодать головой воздух и твердить, как на допросе: нет, не знаком, не признаю, неправда.
Я конечно сама не была в пыточной камере, но, как и у многих, наверняка у многих, у меня иногда возникало ощущение, какое, как мне казалось, я бы испытывала в застенке. Это ощущение полной безысходности и тоски. Ощущение, то нельзя ничего поправить и ничего изменить. К тому же, когда я представила, как одна, скорчившаяся в ночной рубашке, сижу в кресле посреди большой темной комнаты, мне вдруг захотелось заплакать, потому что так одиноко я себя еще никогда не чувствовала. Мозг мой заволокла туманная пелена, предвещающая сырой и тоскливый день, где не будет места солнечному лучу, краскам и улыбкам.
Один раз, правда, у меня мелькнула мысль, за которую я готова была с радостью ухватиться: одеться и пойти ночевать к подруге, но опять же, что скажут родители. Поняв, что другого выхода, как вернуться назад в спальню, у меня нет (к сожалению, мы отдали диван из зала на время родственникам) я собрала остатки своего мужества и решила для себя так: лягу на постель и не буду укрываться одеялом, пускай комар выпьет столько крови, сколько ему надо и удалится, а если у меня опять возникнет с его укусом ощущение прильнувшего ко мне мужского тела, я включу торшер и просижу на кровати всю ночь. А родители, если увидят свет, подумают, что читаю.
Разработав такой план действий, я соскочила с кресла и медленно пошла к себе, но в этот момент сзади заскрипела дверь, и скрип тонкой иголкой пригвоздил меня к месту. Я была так напугана, что в первую секунду
мне даже в голову не пришло, что это могла быть моя бабушка, чья комната находилась у меня за спиной, или родители, а не какая-нибудь потусторонняя сила. Когда же до меня дошло, что действительно кто-то из них мог встать, чтобы выпить воды и заглянул сюда на шум, я почувствовала себя вором, пойманным на месте преступления, потому что совершенно не была готова вразумительно и правдоподобно ответить, почему я не сплю.
Не помню, сколько еще прошло времени, прежде чем новый шум вернул меня к жизни, но на этот раз хорошо знакомая шаркающая походка моей бабушки вызвала только вздох облегчения. Слава Богу, лишь с одной бабушкой поладить мне не составляло никакого труда. Она редко поднималась со своей кушетки даже днем, давно и долго болея, а тут вдруг встала. Я быстро обернулась и со словами: "Ба, ты что? Тебе плохо?" - пошла к ней.
"Ничего, ничего" - ответила она и села в кресло. - "Думала к нам забрался кто-то. Дай, думаю, пойду посмотрю. Я когда еще в детстве в деревне-то жила, отец по ночам иногда ходил смотреть во двор, чтоб кто-нибудь в амбар не залез или в сарай. А один раз сестру там, ты садись, мою старшую с соседским мальчишкой застал. Ох, и лупил же он ее потом".
"Да за что же? Может они любили друг друга" - сказала я, садясь на ковер.
"Была у нас бабка в деревне, все травы на память знала и болезни заговаривала любые, так она нам сказывала, вот ты говоришь: любили, что ежели выйдешь ночью на сеновал, может на тебя найти такая истома, что хоть умри, а не разберешь кто к тебе придет парень или нечистая сила".
"А что плохого, если нечистая сила?"
"Бог с тобой, что ты говоришь такое? Нечисть тебе всю кровь отравит, на другой день почернеешь и превратишься в горбатую старуху, глаза начнут слезиться, а из носа станет течь черная жидкость".
"Ба, а было с кем-нибудь у вас такое?" - робко поинтересовалась я, но бабушка ничего не успеха ответить, потому что ночную тишину нарушил звонок стоявшего на тумбочке телефона. Второй, спаренный аппарат находился у меня в комнате, и родители никогда даже не просыпались на поздние беспризорные звонки, зная, что я сама поинтересуюсь, в чем дело, и если случится что-нибудь важное, сообщу им.
Однако, на всякий случай, чтобы они все-таки ненароком не изменили своей привычке и не встали к телефону, я поспешила как можно быстрее снять трубку и дрожащим от волнения голосом произнесла: "Слушаю?"
Гробовое молчание было мне ответом. Казалось, будто посреди комнаты предо мной разверзся вход в мрачный и сырой подвал, в глубине которого угадывалось шуршание крыс и звон падающих с потолка капель, но навряд ли кто смог бы с уверенностью сказать, что там шуршало и звенело. Я ничего не слышала, и вдруг где-то в адских недрах подвала раздался щелчок и все мое существо до самого нутра содрогнулось от остервенелого завывания зуммера. Боже мой, он был подобен пропущенному через детекторы и коммутаторы, разложенному и сложенному, усиленному в десятки раз гудению комара, в котором явственно слышались злобные нотки.
Я была близка к обмороку, и, уж, во всяком случае, совершенно не контролировала себя.
"Бабушка, - произнесла я в полузабытьи, - меня зовут".
"Ну чего ж, иди, только помни, что я тебе говорила".
"Иду".
Словно в гипнотическом сне, выставив вперед руки, чтобы не налететь на шкаф или стол, я почти на ощупь добралась до своей спальни, ожидая увидеть там поистине нечто ужасное, однако напротив, в моей комнате царили тишина и порядок. Вещи и предметы, казалось меланхолично менялись в размерах, то увеличиваясь, то уменьшаясь так, как будто они находились на дне омута под толщей кристально чистой колышущейся воды, а я смотрела на них с берега. Все находилось на своих местах, не давая ни малейшего повода для подозрения, что дело тут неладно. Это несколько успокоило меня, и я сняла ночную рубашку и легла на кровать, откинув одеяло в сторону.
Не знаю, но в этот момент мне почему-то показалось, что теперь с прилетом комара я ничего особенного не испытаю, хотя, надо признаться, в глубине души я все-таки хотела, чтобы еще, пускай бы всего один раз, возникло то странное чувство, которое так испугало меня. Конечно, можно было много гадать, что произойдет через несколько секунд, но одно было совершенно ясно: ничего другого, как побороть в себе страх и отдаться на милость комара, мне не оставалось.
Я лежала посреди кровати широко раскинув руки и ноги, готовая ко всему. Ожидая каждый миг услышать ядовитый писк возле самого уха. Однако, комар не спешил заявлять о себе, а между тем, я уже дрожала от нетерпения. Дыхание мое, из-за возрастающего волнения, становилось все более частым, и от этого кружилась голова и все тело охватывала сладкая истома. Тогда же одна бредовая мысль всплыла у меня из глубины подсознания: я подумала, что мой мучитель, по всей видимости, большой знаток женской натуры.
"Ну, где ж ты?" - хотелось крикнуть мне, хотелось позвать его во весь голос, но вместо этого я издала только короткий сдавленный стон.
Сердце бешено колотилось и гнало частые и упругие волны крови по всему организму, там в артериях и венах разыгралась настоящая ураганная буря, выбрасывающая в мировое пространство колоссальное количество тепловой энергии. Я уже не в состоянии была шевельнуть даже мизинцем, и комар как будто ждал этого. Его гипнотизирующий писк промелькнул совсем рядом, и тут же я ощутила легкое прикосновение к своей левой груди, словно кто-то осторожно тронул ее губами. Мускулы во всем теле напряглись и одеревенели, и в страстном порыве я подалась вперед, ожидая, что сейчас комар укусит меня, и я очутюсь в объятиях безусловно прекрасного невидимого мужчины, как некогда Психея в объятиях Амура,
Но Комар не торопился насладиться моей кровью, видимо, прекрасно сознавая, что вся она покорно приготовлена для него, и ничто уже не в силах помешать ему испить свою чашу до дна. Он кружил надо мной, выбирая наиболее нежное, наиболее сладкое место, куда можно было страстно впиться со всей безнаказанностью.
Наконец я почувствовала укол в мочку уха, и одновременно с ним у меня перехватило дыхание, но быть может и реально чья-то могучая рука схватила меня поперек талии, ведь вслед за зтим сразу пришло ощущение крепких мужских объятий. Потоки прохладного воздуха побежали вдоль моих бедер, сначала по внешней стороне, а потом они заструились и между ног. Я находилась на верху блаженства, почти не омрачаемого тем, что должна была расплачиваться за него своей кровью, которую бесконечно нежный и внимательный комар втягивал через тоненькую трубочку судорожными глотками, перемещаясь постепенно на шею, потом на живот. Не скрою, что, конечно, в какие-то моменты до меня доходило, что я теряю слишком много крови, но все равно хотелось как можно дольше продлить эту сладостную пытку. А когда, после стольких минут счастья, я случайно приоткрыв глаза, увидела на своей груди перепончатое, членистоногое, отвратительное в своей огромности чудовище, то уже не могло быть и речи о каком-то сопротивлении, Власть комара была безгранична, и, без сомнения, если бы он захотел, то я бы умерла.
К счастью, этого не случилось. Еще секунду назад я совершала полеты, продолжая оставаться в горизонтальном положении, над морем благоухающих цветов и трав, как вдруг очнулась у себя на кровати. Комар исчез, а я лежала тяжело дыша и, запрокинув голову, глядела в потолок широко раскрытыми невидящими глазами.
Прошло довольно много времени, прежде чем мне удалось подняться и кое-как добраться до большого круглого зеркала в деревянной раме, висевшего возле шкафа. Из-за многолетнего безупречного служения истине оно полностью пользовалось моим доверием, но когда я включила свет и посмотрела на свое отражение, я готова была скорее предать зеркало, ответить ему черной неблагодарностью, чем поверить, что вижу себя. Мое лицо, совершенно серое, покрывали черные разветвляющиеся прожилки, но, что сразу выдавало меня с головой, это губы фиолетово-синего цвета.
"Ничего, все обойдется", - хрипло сказала я и неуверенной пошатывающейся походкой пошла обратно к кровати. Сон моментально овладел мной, навалился черной бездной, однако сквозь нее я непрерывно ощущала прорывающиеся ко мне тоненькие лучики счастья, помещенного где-то за пределами бесконечности, и благодаря этому живительному воздействию, встала утром в менее ужасном виде, чем предполагала: губы сделались бордовыми, лицо посветлело, а, главное, слабость прошла. Это было очень кстати, потому что в полдень я собиралась пойти на свидание, которое не хотелось пропускать.
Мой знакомый, звали его Виктор, хотя меня постоянно тянуло при общении с ним добавлять еще и отчество из-за разницы в возрасте, был очень серьезным мужчиной. Он работал на заводе начальником крупного отдела, занимался загадочными станками и автоматами, что придавало его фигуре элемент таинственности, возвышало над скучной повседневностью и, вообще, делало в моих глазах сверхчеловеком. Теперь вы понимаете, что при таком отношении к нему, для меня было бы невозможным пропустить свидание, и поэтому, воспользовавшись косметикой более, чем обычно, чтобы хотя бы искусственными красками оживить свое лицо, я вышла на улицу и отправилась в, находящееся неподалеку летнее кафе.
Виктор уже ждал меня там. Мы познакомились недавно и наши отношения еще находились в стадии узнавания друг друга. Мне нравилась его суровая внешность, и даже глубокие морщины у рта и на лбу я относила за счет чрезмерного усердия скульптора-времени, пожелавшего предать своему творению наиболее мужественный вид, и даже чересчур крепкая и обширная нижняя часть лица имела в моем представлении прямой аналог с подбородками римских патрициев, и если добавить ко всему этому, что Виктор был со мной очень остроумен и изобретателен на разного рода развлечения, станет ясно, что мы проводили время совсем не плохо.
Но в этот раз между нами не возникло какой-то мистической связи, когда все сказанное им мгновенно находило отражение в моем сознании и возвращалось к нему в виде улыбки, взгляда или ответного замечания. Сначала я хотела рассказать ему о ночном происшествии, однако потом передумала, справедливо полагая, что он отнесется с недоверием к моему рассказу, а, решив молчать, я сразу стала скучной и задумчивой, все мои мысли вертелись или около прошлой, или около следующей ночи. Но Виктор вежливо притворился, что не замечает моей рассеянности, правда, он как-то странно посмотрел на меня, и мне почудилась в этом взгляде нет, не удивление, а какая-то другая тяжелая и даже порочная мысль.
Но, поглощенная своими переживаниями, я не обратила на это наблюдение никакого внимания и с удовольствием дала увлечь себя на прогулку по городу. Разговор не раздражал меня, а напротив, он помог скоротать время, потому что единственным моим желанием было, чтоб поскорей наступала ночь, и чем ближе дело шло к вечеру, тем оживленней и радостней я становилась. Поэтому, находясь в приподнятом настроении, даже милостиво позволила Виктору проводить меня до самой двери, и назавтра, благо два выходных дня следовали друг за другом, мы опять договорились встретиться и пойти посмотреть картины на новой выставке.
Попрощавшись с Виктором, я стрелой вбежала к себе счастливая и довольная, но первый человек, который встретился мне в прихожей, сразу поверг меня в глубочайшее уныние. Это была моя двоюродная сестренка, приехавшая к нам в гости на субботу и воскресенье. Дело в том, что обычно она ложилась спать в моей комнате, и я страшно перепугалась за нее, потому что не знала, как к ней отнесется комар, ведь чтобы не разрешить ей ночевать со мной, требовалось найти вескую причину, а такая никак не приходила в голову. Хотя оставалась еще надежда, что сестренка сама убежит ночевать к бабушке, как иногда случалось, когда ей взбредало в голову до изнеможения слушать сказки. Однако даже, при таком благоприятном исходе все равно пришлось бы до конца пребывать в томительной неизвестности.
От этого я ужасно страдала, и весь вечер, проведенный в комнате родителей, где все пили чай, смотрели телевизор и разговаривали, сидела, как на иголках. А потом, когда мы с сестренкой перешли ко мне, пытка сделалась еще более невыносимой, каждую секунду я молила, чтобы несносная девчонка не усидела на месте и упорхнула к бабушке. Всем своим видом я показывала ей, что мне сегодня не до нее, отвечала на град ее вопросов отрывисто и недовольно, но сестренка, видимо, и не нуждалась в подробных ответах, она вся увлеклась игрой с большой, ростом чуть ли не с нее, недавно подаренной куклой, и в метафизическом смысле находилась далеко не в моей спальне, к, сожалению, я бы предпочла, чтобы она отсутствовала физически.
Бедный ребенок даже не подозревал какой он подвергается опасности. А что могла сделать? От волнения мой мозг окостенел и совершенно отказывался думать.
Потихоньку все в доме стали ложиться спать, и мама принесла ко мне в комнату чистую постель и разостлала ее на небольшом диване, стоявшем между шкафом и окном. Теперь исчезла последняя надежда. Я, не в силах пошевельнуться, сидела на своей кровати и тупо смотрела в раскрытую книгу, не понимая в ней ни слова, но поднять глаза от страниц мне было еще тяжелей, я боялась, что сестренка прочтет в них тот ужас, который я испытывала и, испугавшись сама, криком или еще каким-нибудь образом всполошит квартиру.
Однако, когда возня на диване, связанная с раздеванием и укладыванием, затихла, я все же решилась взглянуть в ее сторону: сестренка, переодетая в пижаму, сладко спала поверх одеяла. Картина, представшая перед моим взором, была настолько проста и возвышенна, что я даже на мгновение перестала думать о комаре, как о всемогущей силе, более того, я даже усомнилась: существует ли на самом деле, а если существует, то достаточно ли у него власти, чтобы нарушить столь сладостный покой. Правда, тут же я отогнала подобные мысли, припомнив события прошлой ночи. Не хватало еще глупо поддаться на удобный раззолоченный обман, услужливо предложенный затерроризированным сознанием, когда над жизнью дорогого тебе существа нависла смертельная угроза. Господи, кто б мог сказать, что мне делать!? Что?!
В своем воображении я уже давно наделила комара недюжинным интеллектом, и поэтому оставалось уповать только на то, что, обладая высшей мудростью, он разберется кто есть кто и не тронет маленькую девочку. И вот, с твердой верой в порядочность комара, ожидая его прилета, я и заснула. И носили меня сновидения из одной ирреальной страны в другую, не давая ни роздыху, ни покою, как будто нарочно пытаясь увлечь так, чтобы я не вспомнила о главном и не пробудилась. А когда сон, наконец, ослабил свою хватку, и сознание медленно вернулось ко мне, то я ужаснулась, обнаружив, что на улице уже светает и, словно ужаленная змеей лань, соскочив с постели, бросилась к сестренкиному дивану.
Но то, что я там увидела, заставило замереть меня на полдороге: вместо моей сестры на диване лежала большая золотоволосая кукла, причем самое страшное заключалось в том, что пластмассовые руки и ноги ее были жутко изуродованы, их покрывали глубокие следы, по всей вероятности, от зубов какого-то крупного хищного зверя, а в этих вмятинах и царапинах виднелась запекшаяся, непонятно откуда взявшаяся, кровь. Тело куклы тоже не избежало встречи с зубами, хотя лохмотья, которые остались от платья, прикрывали его и не давали возможность оценить, как сильно оно искусано.
Завороженная жутким зрелищем, я не сразу опять задала себе вопрос: куда делась моя сестра, а когда это все-таки случилось, то я уже не могла оставаться в комнате ни секунды и бегом бросилась вон. Неизвестно, далеко ли мне пришлось бежать, если бы в коридоре я не налетела на бабушку, да так, что чуть не сшибла ее. Удивительно было, что она делала здесь в такой ранний час, но меня поразило другое. Бабушкины волосы поддерживал гребень, которым сестренка расчесывалась перед сном. Словно новыми глазами взглянула тогда я на эту сгорбленную низенькую старушку, мне показалось, что она знает все о моих мучениях и переживаниях, и потому я прямо спросила ее, не прибегая к хитростям и уловкам:
"Ба, где сестренка?"
"У меня", - ответила прекрасная, самая лучшая из старушек. - "Примчалась среди ночи, дай, говорит, у тебя поночую, там комары гудят, спать не дают. Не успела оглянуться, а она уже спит",
Как сладостно мне было слышать эти слова, лицо мое должно быть светилось в этот момент от неподдельного счастья, и любой человек, случайно оказавшийся рядом, имел бы полное право представить меня раскаявшейся преступницей, радующейся, что ее преступление не удалось совсем, коли столь незначительное, на первый взгляд, известие вызывает такую бурю восторга. Но бабушка, словно она выходила только для того, чтобы сообщить мне о сестренке, причем хорошо зная наперед, какая реакция последует на это, не выразив никакого удивления, развернулась и пошаркала к себе. Обрадовавшись теперь уже тому, что не нужно входить в долгие объяснения с ней, я быстро вернулась в свою постель, и так как на улице уже рассвело, и ожидать комара не приходилось, принялась размышлять.
С одной стороны, как я и предполагала, комар не тронул мою сестренку, а с другой стороны, ужасно было то, что он показал, каков он в гневе, таким образом я узнала, с каким неимоверно сильным и опасным существом имею дело. И понятно, что решиться остаться у себя еще на ночь, означало то же самое, что войти в клетку ко львам, которые пускай сейчас и сыты, но ведь могут и проголодаться. Тем более, изуродованная кукла ясно показывала, что комар зол на меня, по-видимому, из-за того, что я допустила в наш с ним мирок постороннего человека, и это обстоятельство еще более усиливало мой страх. Однако и уходить из дома тоже было, по крайней мере, непродуманным, потому что сразу возникал вопрос: а что потом? Удерживало меня от того, чтобы уйти, на самом деле, еще и та нескрываемая симпатия, которую проявлял ко мне комар, да и я со своей стороны, признаться, чувствовала к нему некоторое расположение, хотя вместе с тем моя душа содрогалась от ужаса при мысли о нем. Поэтому, сами понимаете, что выбрать как поступить было чрезвычайно трудно. Оставалось попробовать на этот раз рассказать обо всем Виктору и спросить его советы. Порешив на том, я поднялась с кровати и стала собираться на свидание. Виктор, как всегда, ждал меня за столиком в летнем кафе. Веселый и жизнерадостный, он сразу наговорил мне массу комплиментов, потом сорвался, сбегал к стойке и принес кофе с пирожными бизе. Есть я не хотела, но чтобы доставить радость заботившемуся обо мне человеку, съела несколько штук и не пожалела, потому что пирожные оказались очень приятными на вкус. К сожалению, Виктор не составил мне компанию по той причине, что совершенно не ел сладкого. Сидячая работа и годы наложили на него свой отпечаток, и он был довольно грузным, поэтому со дня нашего знакомства изо всех сил старался похудеть, чтоб, как он сам выражался, выглядеть моложе.
Такая открытость и непринужденность, с какой он сообщал подобные вещи, располагали меня к откровенности с ним, и я ждала только удобного момента рассказать ему все. Но, как на зло, после кафе мы пошли на выставку авангардного художника, потом в бар, где вовсе невозможно было серьезно поговорить, и подходящий случай представился только к вечеру, когда мы сели на уединенную лавочку в тенистой аллее небольшого парка, находящегося в квартале от моего дома. Далее откладывать разговор не имело смысла, и я уже произнесла несколько вводных слов, но тут Виктор, вынув из кармана красивую голубенькую коробочку, заставил меня замолчать.
Мне не хотелось, чтобы он отвлекался, пока я буду говорить о столь важных вещах, а с другой стороны, самой, конечно, стало интересно, что находится в этой коробочке. Виктор раскрыл ее, и я увидела изящные сапфировые сережки сделанные в форме цветка. Вокруг камня причудливой вязью сплетались золотые лепестки до того тонкой отделки, что ни у одного человека, взявшего в руки это чудо, не возникло бы никаких сомнений, что перед ним настоящее произведение искусств. Я была благодарна Виктору за подарок, и решила тут же вдеть серьги в уши.
Но только из-за всех тех событий, которые произошли со мной в последнее время, я стала очень рассеяна и часто ловила себя на том, что не понимаю зачем произвожу те или иные действия, и наоборот многие свои намерения считала давно уже осуществленными. Вдобавок к этому, движения мои приобрели какую-то чрезмерную порывистость, что и сослужило мне плохую службу.
Достав сережку из коробочки, я уже хотела вставлять ее в ухо, но неожиданно чересчур резко дернула рукой и поцарапала острой застежкой себе кожу на шее. Царапина, судя по всему, была не глубокой, тем не менее, из нее просочилось несколько капелек крови, и, прежде чем я успела стереть их платком, Виктор, как истомленный жаждой путник припадает к источнику, прильнул к ране и страстно стал отсасывать кровь, совершая губами движения отдаленно напоминающие поцелуи. Может быть в иной ситуации я бы и не придала никакого значения его поступку, но теперь мне сразу сделалось не по себе, к тому же в чертах лица Виктора в тот момент я увидела сходство с человекообразным ликом комара со старинной гравюры.
Ужас снова овладел моим бедным сердцем, и, с диким криком вскочив со скамейки, я бросилась со всех ног домой. Однако, состояние мое было настолько плохо, что мне не удалось пройти и сотни шагов, и, как только я оказалась на многолюдной улице, где могла не опасаться преследования Виктора, слабость широкой волной разлилась по всему телу, достигнув даже самых удаленных и труднодоступных уголков, и чувства покинули меня.
Мерцание звезд над головой переходило в яркий солнечный свет, а потом неведомым образом превращалось в огонь огромного костра, разложенного великанами. И все, только мерцание, только свет, только огонь. Очнулась я уже в больнице от того, что кто-то произнес надо мной: "Необходимо переливание крови". "Почему необходимо? Когда необходимо? Я же ни чем не больная" - хотелось закричать мне, но язык словно прирос к небу, а сил пошевелиться у меня не было, хотя я все прекрасно слышала и даже могла видеть, что происходит вокруг через приоткрытые веки. Так я разглядела, что нахожусь в большой просторной комнате, и вдоль стен в ней стоят сложные медицинские приборы, над которыми склонились несколько человек в белых халатах. Это они, щелкая тумблерами на аппаратуре, оживленно дискутировали насчет переливания крови. Кроме них и меня в палате никого не было, и, без сомнения, кровь собирались переливать именно мне. И действительно, к моей кровати подошла сухонькая пожилая женщина с белой марлевой повязкой на лице и ввела мне в вену на руке что-то вроде шприца, соединенного с трубкой.
Ничего страшного не произошло, и я даже удивилась, почему сразу так испугалась переливания, ведь приток свежей крови в ослабленный организм пойдет ему только на пользу. Правда, где я успела потерять столько крови, чтобы понадобилось такое экстренное ее восполнение, я не помнила.
Однако, это открытие, на удивление, меня не взволновало, может быть от того, что тело и ум мои находились в расслабленном состоянии, а больничная палата, где я лежала, ассоциировались в сознании с крепкостенным приютом для убогих и беззащитных, что давало надежную гарантию безопасности. Тем более вскоре врачи, которые пугали меня разговорами о всяких кровеносных сосудах, вышли, и мы остались вдвоем с медсестрой. Я очень обрадовалась этому, потому что молчаливая пожилая женщина внушала мне больше доверия, чем громогласные врачи, но секунду спустя меня уже ждало новое потрясение: вместо того, чтобы переливать донорскую кровь, медсестра перетянула мне предплечье жгутом, что-то переключила на приборе и, сдвинув марлевую повязку и взяв в рот трубку, соединенную с веной, принялась жадно сосать мою кровь.
Я поняла, что погибну, если не произойдет никакого чуда, если не появится сияющий ангел во славе небесной и не разрушит пламенным словом козни темных сил, избравших меня своей жертвой. Тонкой, но стремительной струйкой сочилась по трубочке моя жизнь. Секунды быстро бежали одна за одной, как десантники на задании, перебегающие асфальтовую дорогу в открытом месте. Тошнота подбиралась к самому горлу, отступала, потом приходила снова.
Сознание туманилось и чувствовалось, что оно готово вот-вот отключиться, и от того с жадностью цепляется за любые посторонние шумы, чтобы не погаснуть совсем. Что это за шум, я сначала никак не могла разобрать, но вдруг постигла происхождение наиболее сильного, наиболее волнующего: кто-то шел по коридору, и звук шагов ударами парового молота отдавался у меня в мозгу.
Я уже смогла увидеть, как испуганная медсестра, видимо побоявшись, что ее застанут на месте преступления, поспешно перевела кровь на вливание и юркнула в дверь, противоположную той, откуда послышались шаги. Чудо, единственно на которое уповала, свершилось, и на этот раз смерть отступила, и мне так захотелось увидеть своего спасителя, что, несмотря на маю крайнюю слабость, я собрала последние силы и, повернув голову набок, встретилась глазами с вошедшим человеком.
Это был врач, высокий, стройный, с красивыми чертами лица. Его глаза лучились мягким теплым светом, и казалось, что если бы кто-то закрыл их ладонями, то ткани рук моментально сделались бы розовыми, и сквозь них отчетливо проступила каждая косточка скелета.
Доктор осторожно приблизился ко мне и тихо, почти одними губами, спросил:
"Как Вы себя чувствуете?"
"Хорошо" - последовал машинальный ответ. - "Не уходите, садитесь на стул, выслушайте меня", - торопливо продолжила я затем, и улыбнулась, счастливая от того, что дар речи вернулся ко мне. Теперь можно было хоть как-то постоять за себя, тем более, когда судьба посылала на помощь такого хорошего, пускай даже на первый взгляд, человека. Я нисколько не сомневалась в его поддержке и поэтому рассказала ему все как есть, не забыв ничего из своих злоключений.
Мой рассказ потряс доктора. Он видел в каком я нахожусь состоянии, и у него не было причин не верить мне. К тому же, он припомнил, что сопровождал меня в больницу в машине скорой помощи низенький, толстый человек, по описанию совершенно похожий на Виктора. Отсюда становилось ясно, почему я потеряла так много крови. Когда же доктор свел воедино обстоятельства поведения медсестры и моего спутника, то пришел к выводу, что это комар продолжает преследовать меня в разных лицах. Его догадка, подтвердись она в действительности, обещала мне только новые мучения, и мысли мои относительно комара переменились, а противоположную сторону: я уже не была как раньше отчасти благожелательно настроена к нему, потому что поняла, что он убивает меня своей любовью.
Но беда заключалась в том, что я не знала, могла ли однажды укушенная им, однажды испытавшая сладость его объятий, воспротивиться, когда с прилетом комара возникнет желание познать их снова.
Тогда же до меня дошла горькая истина, что если даже люди, государство позаботятся - полной безопасности человек никогда не достигнет, потому что от потусторонней силы тебя никто не защитит, и бесполезно скрываться, и бесполезно прятаться. Подобное поведение лишь не на много отсрочит трагическую развязку.
"Доктор", - выдавила я из себя. - "Вы хотите моей крови? Пейте ее".
Доктор кивнул и, не говоря ни слова, вынул из кармана халата скальпель и, сделав небольшой надрез на моем плече, принялся целовать мне руку, от запястья медленно приближаясь к ранке. Плечо уже было все в крови, когда он добрался до него, но он не спешил, он безусловно оттягивал удовольствие. Я наблюдала за ним, приподняв голову над подушкой, и могу поклясться, что я ни у кого еще не видела такой блаженной улыбки на лице, в которой, впрочем, совершенно отсутствовала подмеченная мной еще на гравюре сальность и злоба комара. Осторожными трепетными губами притрагивался молодой человек к надрезу и целовал и облизывал мое плечо попеременно. Затем он сделал такой же надрез у меня на горле и перебрался туда. И дальше, дальше. Он откинул простыню, оставив меня лежать совершенно нагой, и стал делать надрезы на бедрах и животе. Это было божественно. Я опять умирала, но теперь совершенно не испытывала никакого страха. Ощущение бесконечного счастья полностью овладело мной, и не давало ни о чем думать.
"Погоди. Я теряю сознание", - помимо своей воли, побуждаемая только инстинктом самосохранения, прошептала я, - "я хочу тебя, но после..."
Доктор прервал свои страстные поцелуи, посмотрел мне в глаза и медленно произнес: "В объятиях комара ты чувствовала большее удовольствие?"
"Нет".
"Тогда ты спасена!"
- Информация о материале
-
Категория: Рассказы
Ричард Матесон. Никаких вампиров не существует!
Проснувшись теплым осенним утром, Алекса, супруга доктора Герии, почувствовала приступ страшной слабости. Несколько минут она неподвижно лежала на спине, уставившись в потолок затуманенными темными глазами. Господи, ее словно выжали! Руки и ноги., казалось, налились свинцом. Может быть, она заболела? Надо сказать Петре, пусть осмотрит ее.
Сделав осторожный вдох, Алекса медленно приподнялась на локте. Рубашка сползла до пояса, обнажив грудь. Странно, как могли развязаться бретельки, подумала она, опустив глаза вниз.
И сразу же закричала.
Внизу, в столовой, доктор Петра Герия, вздрогнув, оторвался от утренней газеты. Резко отодвинув стул, он бросил на стол салфетку и через несколько секунд уже мчался по устланному широким ковром коридору, затем - вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки.
В спальне он увидел до смерти испуганную жену, которая сидела на краю постели и с ужасом смотрела на свою грудь. На белоснежной коже ярко выделялось еще не засохшее кровавое пятно.
Доктор отослал горничную, которая застыла на пороге, широко открытыми глазами уставившись на хозяйку. Он запер дверь и быстро вернулся к жене.
- О, Петра,- всхлипнула она.
- Тихонько, тихонько.- Он помог ей снова опуститься на запятнанную кровавую подушку.
- Петра, скажи, что со мной?
- Лежи спокойно, дорогая. - Его руки быстрыми привычными движениями ощупывали ее грудь. Вдруг у доктора перехватило дыхание. Осторожно повернув ее голову, он ошеломленно смотрел на две крошечные ранки на шее, на тонкую полоску полу свернувшейся крови, стекавшей на грудь.
- Горло, - прошептала Алекса.
- Нет, это...- доктор Герия не договорил. Он прекрасно знал, что это такое. Алекса задрожала.- О боже мой...
Доктор поднялся и с трудом передвигая ноги, подошел к тазу и кувшину с водой. Вернувшись к жене, он смыл кровь; теперь на коже ясно виднелись ранки - две крошечные красные точки возле яремной вены. Поморщившись, доктор прикоснулся к распухшей покрасневшей коже вокруг них. Алекса мучительно застонала и отвернулась, пряча лицо.
- Послушай меня, дорогая,- нарочито спокойно произнес Герия. - Мы не будем слепо поддаваться нелепым суевериям и впадать в панику, ты меня слышишь? Можно найти сколько угодно рациональных объяснений...
- Я обречена, - сказала она едва слышно.
- Алекса, ты поняла, что я сказал? - Он сжал ее плечи.
Повернувшись, она смотрела на него пустыми глазами.
- Ты знаешь, что произошло. Доктор судорожно глотнул. Во рту все еще чувствовался вкус утреннего кофе.
- Я знаю, на что это похоже, - сказал он осторожно, - и, разумеется, мы не будем упускать из виду даже такую возможность. Однако...
- Я обречена, - повторила она.
- Алекса! - доктор Герия порывисто сжал ее руку.- Я никому тебя не отдам! - решительно произнес он.
Деревня Солта, в которой жила примерно тысяча человек, располагалась у подножья гор Бихор, в глухом уголке Румынии. Здесь властвовали древние суеверия. Заслышав, как вдалеке воют волки, крестьяне сразу же осеняли себя крестным знаменем; дети собирали и приносили домой побеги молодого чеснока, как в других местах - полевые цветы, чтобы повесить на окна. На каждой двери был нарисован крест, каждый носил металлический крестик на шее. Бояться укуса вампира считалось таким же естественным, как какой-нибудь смертельно заразной болезни. Этот страх пронизывал всю жизнь деревни.
Подобные мысли проносились в мозгу у доктора Герии, пока он наглухо закрывал окна в комнате Алексы. Заходящее солнце окрасило цветом расплавленного металла небо над вершинами гор. Скоро придет ночь; жители Солты будут спать тревожным сном, огражденные от непрошеных гостей надежными запорами и гирляндами чеснока на окнах. Он не сомневался, что теперь все в деревне узнали, что случилось с его женой. Повар и горничная, ставшая свидетельницей происшедшего, уже попросили расчет. Только железная рука управляющего Карела удерживала их от соблазна сразу бросить работу. Но вскоре даже это не поможет. Страх перед вампиром превращает человека в охваченное паникой существо, не подчиняющееся доводам рассудка.
Он ясно видел признаки подобного поведения сегодня утром, когда по его приказу комната Алексы была перерыта сверху донизу в поисках ядовитых насекомых или грызунов. Слуги ступали по полу так осторожно, как будто он был усеян осколками стекла, их глаза побелели от страха, пальцы то и дело судорожно тянулись к крестам, висевшим на шее. Они заранее знали, что никаких следов насекомых или крыс найдено не будет. Герия сам прекрасно понимал это. Все же, разъяренный тупостью слуг, доктор постоянно понукал их, и в результате напугал еще больше.
Он с улыбкой повернул голову.
- Ну вот. Сегодня ночью ни одно живое существо сюда не проникнет.
В глазах жены мелькнул ужас, и доктор сразу же спохватился. -
- Вообще ничего не проникнет, дорогая,- поправился он.
Алекса неподвижно сидела на кровати; тонкая, белая, словно фарфоровая, рука прижата к груди, пальцы сжимали стершийся серебряный крестик,
который она достала из шкатулки и надела сегодня. Алекса не надевала его с тех пор, как они поженились, и он подарил ей другой, усыпанный бриллиантами. Как это типично для девушки, выросшей в деревне: в момент смертельной опасности надеяться на защиту невзрачного крестика, который ей надели в здешней церкви как символ приобщения к Христу! Какой она еще ребенок! Герия нежно улыбнулся, глядя на жену.
- Это тебе не понадобится, дорогая моя,- сказал он, - сегодня ночью ты будешь в полной безопасности.
Ее пальцы еще теснее сомкнулись вокруг креста.
- Нет, нет, если желаешь - носи его,- торопливо продолжил он.- Я имел в виду, что буду рядом всю ночь.
- Ты останешься здесь, со мной? Он сел на кровать и взял ее за руку.
- Неужели ты думаешь, что я могу оставить тебя хоть на миг? - произнес он.
Через полчаса Алекса крепко спала. Герия придвинул к постели стул и сел поудобнее, приготовившись провести бессонную ночь. Он снял очки, помассировал переносицу. Затем, тяжело вздохнув, перевел взгляд на жену. Господи, какая удивительная красавица! У доктора перехватило дыхание.
- Никаких вампиров не существует, - шепнул он сам себе.
Глухой размеренный стук... Герия что-то пробормотал во сне, рука непроизвольно дернулась. Стук стал громче; затем откуда-то из темноты послышался встревоженный голос... <Доктор, доктор!>- настойчиво звал его кто-то.
Герия подскочил на стуле, протирая глаза. Какое-то мгновение он растерянно смотрел на запертую дверь.
- Доктор Герия! - снова позвал его Карел.
- Что? Что такое?
- Все в порядке?
- Да, да, все в по... .
Герия повернулся к кровати и хрипло вскрикнул. Ночная рубашка Алексы снова была порвана на груди. Кровавые капли чудовищной росой покрывали ее шею и грудь.
Карел покачал головой.
. - Закрытые окна не спасут от этой твари, господин,- сказал он.
Высокий и стройный, Карел возвышался над кухонным столом, где лежало столовое серебро, которое управляющий чистил, когда вошел его хозяин.
- Вампир способен превратить себя в пар и проникнуть в любое, самое крошечное, отверстие.
- Но ведь там был крест! - выкрикнул Герия.- Он до сих пор висит у нее на шее; никаких следов на нем... Кроме крови, - добавил он дрогнувшим голосом.
- Этого я понять не могу, - мрачно произнес Карел. - Крест должен был защитить ее.
- Но почему я ничего не заметил?
- Вампир одурманил вас своими дьявольскими чарами, господин. Радуйтесь еще, что он не тронул и вас.
- Мне нечему радоваться! - Герия стукнул кулаком по раскрытой ладони; лицо его исказилось. - Что мне делать?
- Повесьте в комнате чеснок, - ответил старик. - На окнах, над дверью. Всюду, где есть даже маленькое отверстие.
Герия, погруженный в мрачные мысли, машинально кивнул.
- Никогда в жизни не видел я никаких вампиров, даже представить себе не мог...- сказал он прерывающимся от отчаяния голосом.- А теперь моя собственная жена...
- Я видел вампира,- произнес управляющий, - и однажды собственными руками отправил в ад чудовище, вставшее из могилы.
- С помощью кола?..- на лице Герии смешались ужас и отвращение.
Старик медленно наклонил голову. Герия с трудом глотнул.
- Дай Бог тебе силы справиться и с этим чудовищем, - сказал он наконец.
- Петра?
Она стала еще слабее, голос был едва слышен. Герия склонился над женой:
- Что, дорогая?
- Сегодня ночью он придет снова, - произнесла она.
- Нет. - Доктор покачал головой. - Это невозможно. Чеснок защитит от него.
- Мой крест не защитил. И ты тоже не смог.
- Чеснок - верное средство,- сказал Герия. - И еще, посмотри-ка сюда. Видишь? - Он указал на столик рядом с кроватью. - Я приказал принести кофе. Сегодня ночью я не усну.
Алекса закрыла глаза. Ее осунувшееся лицо исказилось, словно от боли.
- Я не хочу умирать,- сказала она.- Пожалуйста, не дай мне умереть, Петра.
- Ты не умрешь. Даю слово: чудовище будет уничтожено.
По телу Алексы пробежала слабая дрожь.
- Но ведь сделать ничего нельзя,- шепнула она.
- Безнадежных положений не бывает, - ответил он.
Снаружи непроглядный мрак окутал дом тяжелым ледяным покрывалом. Доктор Герия сел у постели жены и стал ждать. Спустя час Алекса забылась тяжелым сном. Герия осторожно отпустил ее руку и налил в чашку дымящийся кофе. Отпивая обжигающе-горький напиток, он медленно обвел глазами комнату. Дверь заперта, окна закрыты наглухо, все отверстия завешены чесноком, на шее Алексы - крест. Он медленно кивнул. Да, его план должен сработать. Мерзкое чудовище будет наказано.
Он терпеливо ждал, прислушиваясь к собственному дыханию.
Герия распахнул дверь после первого же стука.
- Михаил! - Он порывисто обнял молодого человека, стоявшего на пороге. - Михаил, дорогой мой, я знал, что ты приедешь!
Он, торопясь, повел доктора Вареса в свой кабинет. За окном опускались сумерки.
- А куда подевались все здешние жители? - спросил Варес.- Честное слово, когда проезжал деревню, не заметил ни единой живой души!
- Закрылись в своих лачугах, дрожа от страха,- ответил Герия.- И мои слуги - тоже. Все, кроме одного.
- Кто же это?
- Мой управляющий, Карел. Он не открыл тебе дверь, потому что сейчас спит. Бедняга, он ведь глубокий старик, а работал за пятерых все это время.- Он крепко сжал руку Вареса.- Милый Михаил. Ты даже представить себе не можешь, как я рад тебя видеть.
Варес обеспокоенно оглядел его.
- Я отправился в путь, как только получил твое письмо.
- И поверь, я способен оценить это,- отозвался Герия. - Я знаю, как трудна и длинна дорога от Клужа до наших мест.
- Но что случилось? - спросил Варес. - В письме только говорилось...
Герия быстро посвятил его в события минувшей недели.
- Михаил, еще немного, и чувствую, - рассудок покинет меня! Все бесполезно! Чеснок, волчья ягода, проточная вода - ничего не помогает! Нет, прошу тебя,- ни слова! Это не выдумки или суеверия, не плод больного воображения: это происходит на самом деле! Моя жена стала жертвой вампира! С каждым днем она все глубже и глубже погружается в это страшное... страшное оцепенение, и вскоре...- Герия сжал руки.
- И все же я не в силах понять...- пробормотал он прерывающимся голосом. - Просто не в силах понять все это.
- Ну, полно, полно, сядь.- Доктор Варес усадил своего старшего коллегу в кресло и поморщился, заметив, как тот исхудал и побледнел. Его пальцы осторожно сжали запястье Герии в поисках пульса.
- Не надо, оставь меня! - протестующе воскликнул Герия.- Алекса, вот кому мы должны помочь! - он прижал дрожащую руку к глазам. - Но как?
Он позволил своему гостю расстегнуть воротник и обследовать шею.
- И ты тоже, - произнес Варес ошеломленно.
- Какое это имеет теперь значение? - Герия схватил молодого врача за руку. - Друг мой, верный друг, - воскликнул он, - скажи, что это не я! Скажи: ведь это не я создание, которое медленно убивает Алексу?
Варес выглядел совершенно сбитым с толку.
- Ты? - произнесен.- Но каким образом...
- Да, да я знаю,- сказал Герия.- Я сам подвергся нападению вампира. И все же тут все непонятно, Михаил! Что это за исчадие ада, неведомое дитя тьмы, которое ничем нельзя отвадить? Откуда, из какого Богом проклятого места оно выходит? По моему приказу осмотрели каждую пядь земли в округе, прочесали все кладбища, проверили все могилы! Я сам проверил каждый дом в деревне! Говорю тебе, Михаил: мы ничего не нашли. Однако существует что-то неведомое, - и оно появляется здесь, раз за разом, отнимая часть нашей жизни. Все крестьяне охвачены ужасом,- и я тоже! Я ни разу не видел чудовище, не слышал его шагов! И все же каждое утро нахожу свою любимую жену...
Лицо Вареса вытянулось. Он не отрываясь смотрел на своего коллегу.
- Что я должен делать, друг мой? - голос Герии звучал умоляюще. - Как мне спасти ее? Варес не знал ответа на этот вопрос.
- И давно она в таком состоянии? - спросил Варес. Он не мог оторвать потрясенного взгляда от мертвенно-бледного лица Алексы.
- Несколько дней,- ответил Герия.- Ей становится все хуже и хуже.
Доктор Варес опустил безжизненно-вялую руку Алексы.
- Почему ты не вызвал меня раньше?
- Мне казалось, что можно что-то сделать, - слабо отозвался Герия. - Но теперь я знаю, что... что все бесполезно.
Варес содрогнулся.
- Но ведь...- начал он.
- Мы испробовали все средства, абсолютно все! - Герия проковылял к окну и невидящими глазами уставился в стекло. Становилось все темнее. - Снова приходит ночь, - прошептал он, - и мы бессильны перед тем, что принесет она с собой.
- Нет, Петра, не бессильны. - Варес растянул губы в фальшивой улыбке и положил руку на плечо Герии. - Сегодня ночью я буду сторожить в ее комнате.
- Бесполезно.
- Вовсе нет, друг мой, - быстро произнес Варес. - А теперь ты должен хоть немного поспать.
- Я не оставлю ее.
- Но тебе необходим отдых.
- Я не могу уйти, - сказал Герия. - Ничто не разлучит нас. Варес кивнул.
- Да, конечно,- сказал он.- Мы с тобой будем дежурить по очереди, хорошо? Герия вздохнул.
- Что ж, попробуем, - сказал он без всякой надежды в голосе.
Через полчаса он вернулся в комнату Алексы, держа целый кофейник с дымящимся кипятком, аромат которого едва пробивался сквозь густой запах чеснока, пропитавший все вокруг. Подойдя к кровати, Герия поставил поднос на столик. Доктор Варес придвинул стул поближе.
- Я буду дежурить первым,- сказал он.- А ты поспи, Петра:
- Нет, я не смогу, - отозвался Герия. Он наклонил кофейник, и его содержимое медленно, словно расплавленная смола, потекло оттуда.
- Благодарю,- вполголоса произнес Варес, принимая полную чашку. Герия кивнул и налил себе кофе, потом сел рядом.
- Не знаю, что случится с деревней, если нам не удастся уничтожить чудовище, - сказал он.- Крестьяне обезумели от страха.
- А он появлялся еще где-нибудь? - спросил Варес.
Герия тяжело вздохнул.
- Зачем ему искать другое место? - сказал он устало.- Все, что нужно, он находит здесь. - В его взгляде чувствовалась безнадежность. - Когда нас не станет, вот тогда он найдет новые жертвы. Люди знают это и ждут. Готовятся к приходу вампира.
Варес поставил пустую чашку на столик и потер глаза.
- Все это кажется совершенно невероятным,- сказал он.- Только подумать: мы, служители науки, бессильны перед...
- Что может сделать наука? - отозвался Герия. - Наука, которая даже не признает существование подобных существ! Если мы приведем в эту комнату лучших ученых мира, как ты думаешь, что они скажут? Друзья мои, вы стали жертвой недоразумения. Вы заблуждаетесь. Никаких вампиров не существует. А то, что случилось, просто ловкое надувательство.
Герия неожиданно умолк и пристально взглянул на молодого доктора.
- Михаил! - позвал он его.
Варес размеренно и тяжело дышал. Поставив на столик чашку кофе, к которому он даже не притронулся, Герия встал и подошел к обмякшему на стуле Варесу. Приподняв веко, он внимательно осмотрел расширенный зрачок Михаила. Что ж, снотворное подействовало быстро. И весьма эффективно. Варес будет без сознания как раз столько времени, сколько необходимо для осуществления плана.
Подойдя к шкафу, Герия вытащил из него докторский чемоданчик и отнес его к постели. Он разорвал ночную рубашку на груди жены и привычными движениями набрал полный шприц крови Алексы: слава Богу, сегодня он делает это в последний раз. Быстро продизенфицировав ранку, он подошел к Варесу и выпустил кровь в открытый рот молодого человека, старательно вымазав губы.
Затем Герия отпер дверь. Вернувшись к Михаилу, он поднял бесчувственное тело и вынес в коридор. Карел не проснется: порция опия, подмешанного в пищу, сделала свое дело. Согнувшись под тяжестью тела, Герия шаг за шагом спускался по лестнице. В самом темном углу подвала для Вареса приготовлен деревянный ящик. В нем Михаил будет лежать до рассвета; а утром измотанного, отчаявшегося доктора Петру Герию внезапно осенит и он прикажет Карелу на всякий случай (конечно, трудно, почти невозможно представить себе, чтобы внутри самого дома... но все же) осмотреть чердак и подвал. Спустя десять минут Герия был уже у постели жены. Он проверил пульс Алексы. Неплохо: она выживет. Боль и мучительный страх, испытанные за эту неделю, послужат ей достаточным наказанием. Что же касается ее любовника...
Впервые с того времени, как они с Алексой вернулись в конце лета из Клужа, на лице доктора Герии появилась широкая довольная улыбка. Блаженные мученики, каким наслаждением будет наблюдать, как Карел вобьет кол прямо в сердце Михаила Вареса, этого мерзкого донжуана!
Перевод Р. Шидфар
