Ночь, ветер холодит и без того холодное сердце. Средь мрачных деревьев старого парка я всего лишь одна из ночных теней, старых мрачных теней прошлого, былой красоты, чистоты и величия. Я помню этот парк и днем, свет, яркий дневной свет заставляет жмуриться и прикрывать глаза. Воскресными днями улочки парка наполнялись шумом, радостью, надеждою, ожиданием и отдельными каплями грусти. И средь этого всего был и я, надеялся, радовался, грустил и ждал, ждал ее, ее, сколько лет прошло, вспомню ли? Глаза, когда эти глаза смотрели на меня, сердце было готово разорваться, но какие они были, какого цвета? Может карие, нет, не помню. Только чувства, так сладко истязающие мою душу. Взглянуть вновь в эти глаза, что будет, воскреснут эти чувства? Что будет, что произойдет и произойдет ли хоть что-то с мертвым сердцем?
Только смерть вокруг и внутри, она забрала мою душу и теперь, лишь она, одна, она, единственная, владеет мной. Она сковывает меня, когда я вызываю ее присутствие, разливается по мне как эйфория, как жизнь, как кровь из них в меня. Без нее пустота, пустота и жажда, вечная жажда, в ней, жизнь, кровь, любовь, нежность, страсть и смерть, но они ничто по отдельности, лишь все, воедино слившись, в одно мгновение они даруют покой и трепет ожидания. Все это сделала со мной Смерть, в ее облике, она жаждала, как и я теперь, ослепленная одним единым желанием, ощутить все сразу. Она не убила меня. Даже сейчас после всех этих столетий я молод и зелен в сравнении с ней, мои сотни не сравнятся с тысячами. Как можно выдерживать тысячи лет ярости к несправедливости и не быть способной изменить бытие. Спустя почти, что двести лет я только сейчас начал понимать ее, понимать то, почему я, почему из всех жертв, своей жажды она причастила лишь меня. Теперь я знаю те чувства и цену тому одиночеству, которое может познать лишь бессмертный, обреченный и проклятый.
Одиночество, которое больше расстояния, длиннее всех дорог, глубже морей, одиночество времени. Но, зная все это, понимая и сострадая ей, я не изменил бы свое решение, не остановил бы ярость, ту последнюю ярость, боль, ненависть, и презрение не к ней, а призрение к самому себе. Я убил ее, и сделал бы это снова и снова, так же как это сделала она с тем, кто проклял ее. Обрек на вечность. Это конец пути, вселенская усталость, за спиной столько боли, ненависти, страсти и воспоминаний не доступных никому, это перерождение, окончание вечности. Это, приходит ко всем, раньше или позже, но ко всем. Вивен многих знала, она меня учила, нежность, забота, любовь, у бездушного существа, это один из признаков, того, что путь пройден, сигнал. Так было у всех оком она помнила, было так и у нее, поняла ли она сама это, или она просто поддалась этому почти забытому, украденному у нее состоянию души, живой души, украденному ею у меня?
Она украла у меня любовь, мою первую любовь, а время почти стерло из памяти образ. В ту ночь, я уходил от нее, что заставило меня не поддаться на ее уговоры, слова, руки, губы просили меня остаться, а глаза, они даже не просили, они умоляли. Могла ли она чувствовать опасность, к которой я так слепа рвался. Что было с ней тогда, а потом, я боялся, я уговорил Вивен уехать из города. Когда нет чувств, новых свежих, душевные раны оставшиеся последними покидают слишком долго. Первых пять лет я только пил, залить остатки воспоминаний мне порой не мешал и день. Сколько раз я просто падал возле бара и созерцал светлеющие небеса, но забота моей новой покровительницы не знала границ, столько лет, каждую ночь искать меня, и спасать от единственной и самой ужасной участи из всех, что еще могли достаться. Солнце, я познал его жестокость, одной ночью, я проснулся с абсолютным желанием покончить со всем, напиться, в каком не будь из баров, найдя что, не будь подальше от тех мест, где Вивен меня находила постоянно и пьяным встретить последний рассвет. Я так и сделал, она все же нашла меня, но не так быстро как раньше, и я познал то, что будет вечно внушать ужас при каждой мысли, что это повторится.
Я стоял на пустыре, рябом с какой-то помойкой и смотрел в сторону, где только начинал алеть восход нового дня. Первый луч солнечного света показался мне каким-то приятным, странное тепло разлилось по моему телу, я был в восторге, но он резко улетучился, в следующую секунду я почувствовал жар, он охватывал лицо, руки, открытую грудь и было чувство, что я на пороге ада. А дальше боль стала непереносимой, я закрыл глаза, поднял руки к лицу, что бы спрятать его и увидел, что кожа на руках порылась волдырями и пузырится, веки просто сгорели, боль в глазах, кровавые слезы и с каждой секундой я видел все хуже. Боль все усиливалась и усиливалась, в желании заорать открыл рот, но крик не удался, я как будто вдохнул огонь. Упав на колени, я уткнулся лицом в землю и просто выл. Вонь - ужасная вонь, моего собственного, горелого тела, от нее меня выворачивало, я был готов бежать, куда угодно, на край света, но боялся, боялся открыть этому яркому монстру еще хоть что-то. Я не мог думать мои мысли были прикованы лишь к боли и слабой надежде, что она, вот-вот прекратится, но она все усиливалась. Я не знал, что делать, хотел потерять сознание, но не мог, всю эту пытку пока не сгорит моя последняя косточка, я должен буду испытать, и не на мгновение ни потерять сознание. Я проклинал все, что мог, и больше всего себя, за то, что совершил эту ужасную и самую жестокую в моей жизни тупость. Я горел.
Но вот на секунду мне показалось, что боль утихла, не ушла а перестала расти или даже стала спадать, точно я понять не мог, по сравнению с этой болью, снять с себя кожу я бы разрешил не колеблясь. Я наконец то сдох, приподнявшись слегка на руках, пальцы которых уже почти лишились кожи я вскинул голову боясь получить новый удар, которого к счастью не последовало и увидел, что меня накрыла тень от экипажа Вивен, черный с вечно зашторенными окнами, украшенный странными старинными узорами, в тот момент я рассмотрел его так, что запомнил даже мелкие царапинки. Дверь распахнулась, и в один момент меня кто-то подхватил и кинул во внутрь, я оказался на руках у Вивен и наконец потерял сознание.
Как четко я помню эти мгновения, эту боль нельзя стереть ничем это невозможно, испытав раз, любой ее будет помнить и вечность трепетать от воспоминаний дабы это никогда не повторилось.
Когда я очнулся, моим первым испугом было то, что я увидел, а вернее чего не увидел лишь тьму паническая мысль о слепоте, потов воспоминаний о том ужасном рассвете и я вновь отключился. Ужас, ужасный бред, и постоянная картина рассвета пробудили меня вновь, лучше слепая тьма, чем этот адский пейзаж. Я почувствовал, что у меня на груди лежит рука. Вивен сидела рядом. Я поднял руку, чтобы ощупать лицо и иметь представление о том уродстве, на которое она вынуждена смотреть, из-за моей тупости, и в надежнее найти свои глаза, но это оказалось непросто я чувствовал руки на лице, но руки не чувствовали ничего. Я начал возвращаться к панике, я не мог произнести ни слова, только мычание, распухший язык почни, не шевелился. Но тут я услышал голос Вивен!
- Успокойся, молчи, на глазах повязка, они сильно пострадали, но ты не ослеп, просто им нужно время, чтобы восстановиться. Раны от солнца у нас заживают почти, так же как и у смертных.
Я попробовал нащупать ее руку, но не смог, заметив это, она взяла мою, и скорей всего ей пришлось достаточно сильно ее сжать, чтобы я хоть, что-то почувствовал.
- Отдохни немного, а я скоро прейду, и принесу тебе еще крови.
Я услышал, как она встала и вышла из комнаты. Еще крови, да я чувствовал жажду, она меня кормила пока я был без сознания, интересно каким образом? С этими мыслями я вновь погрузился в сон.
Я проснулся от звука шагов в комнате, и запаха крови, этот запах, почуяв, его я, был готов подняться, но не смог.
- Ты обычно мало пьешь и это твой выбор, но сейчас, тебе это просто необходимо, только кровь способна ускорить восстановление.
Она села рядом со мной и поднесла чашу к губам, если они конечно у меня были. Наслаждение, теплая свежая, полет, истома, страсть все до последней капли, как будто сердце вновь забилось. Я никогда не получал столько удовольствия от крови или не хотел и мешал этому.
- А теперь спи!
И она ушла.
Сколько старых странных воспоминаний, дарит мне этот парк, одна маленькая, мимолетная вспышка, видение, воскрешает в памяти те далекие ночи, дни. И лишь их, лишь те, от которых меня отделяют столетья, они последняя капля жизни, моя последняя капля. Каждый раз, каждый приход сюда, возвращение к прошлому, одному и тому же прошлому, оно единственное, что у меня было и останется, последняя капля жизни, удерживающая меня здесь, без нее я никто, без нее нет и меня. Тысячелетия будущего, лишь для того, чтобы извечно хранить мгновения прошлого. Кто я? Лишь здесь я чувствую себя, и есть о ком задать этот вопрос, только здесь этот ответ может прозвучать. Сколько раз, одни и те же мысли, вопросы, на которые я отвечаю так же как и до этого, для чего? Чтобы продолжать играть в игру, игру начатую не мной, и не в моих силах ее окончить, она извечна, а я? Я лишь этап, один этап игры, игры Смерти в жизнь, игры с самой жизнью.
