Дом возле кладбища, где обрел последний приют дядя Уильям, был настолько неприметен, что Реджиналд Каллендер и не помнил, что уже дважды проезжал мимо. Он даже почувствовал себя слегка разочарованным. Реджиналд ожидал увидеть здание либо кричаще безвкусное, либо живописно обветшавшее и зловещее, но жилище мистера Себастиана Ньюкасла оказалось непритязательным домиком из добротного английского кирпича, построенным лет пятьдесят назад. В высоких кипарисах вокруг дома чудилось что то траурное, но в остальном все выглядело совершенно обыденным. Все окна были темны, кроме одного, бледным огоньком маячившего сквозь туман.
Каллендер отправился сопровождать Фелицию и ее тетю Пенелопу, несмотря на преследовавшие его дурные предчувствия. Он терпеть не мог спорить с женщинами, и тем более с той девушкой, на которой рассчитывал жениться, и ему казался весьма подозрительным интерес Фелиции к этому медиуму, ведь тот, конечно же, шарлатан, а может, и преступник, умеющий сыграть на чувствах дам, потерявших своих родных. Но Каллендера привел в замешательство тот факт, что человек, которого он уже считал своим врагом, жил так скромно. Изысканность всегда вызывала у него раздражение.
Он помог выйти из кареты тете Пенелопе, а потом Фелиции, с одобрением выслушал, как она велела кучеру подождать. Скоро он сам будет отдавать приказы ее слугам, но, пока не решены все вопросы касаемо дядюшкиного имущества, наличных денег у него было так мало, что Реджиналду пришлось уволить своего кучера, а ведь без домашней прислуги ему не обойтись, особенно без Элис. «Ей все равно скоро придется уйти», – говорил он себе, но один лишь взгляд на Фелицию подсказывал, что жертва будет оправданной. Иногда он задавался вопросом, почему это леди сначала нужно привести под венец, а потом уже уложить в постель, но так уж в мире принято, тем более вокруг всегда найдутся девки, готовые отдаться.
Пока они приближались к дому (Реджиналд вел обеих дам под руки), за окном промелькнула бесформенная тень, один вид которой вызвал у него почти тошноту, но дамы, похоже, ничего не заметили. Он открыл было рот, чтобы снова высказать свои доводы по поводу того, насколько глупое и безрассудное предприятие они затеяли, но передумал. Он уже решил, что покажет им все сам, вот для этого он и пошел с ними. Пожилая дама была просто падка на всякие сенсации, и ее ничуть не огорчит, если обнаружится, что медиум – мошенник, но вот Фелиция увлекалась данным вопросом с некоторым фанатизмом, а это уже совсем недопустимо. Что же, сегодня ночью он будет трудиться над тем, чтобы с этим разобраться, а потом он потрудится ночью после свадьбы, и у нее появятся в жизни новые интересы. Полный решимости взяться за дело собственными руками, Каллендер постучал в дверь кулаком.
Пока он нетерпеливо дожидался, Фелиция протянула руку из за его спины и дернула за тонкую дребезжащую цепочку, которую он до этого вовсе не заметил.
– Это звонок, – пояснила она. – Наверху ему может быть не слышно, как ты стучишь.
– Наверху не горит свет, – возразил Каллендер. – Кроме того, я видел, как кто то спускается вниз, хотя, возможно, это лишь один из его сообщников.
– Мистеру Ньюкаслу не нужны сообщники, и свет ему тоже не нужен.
Тетя Пенелопа на время замолкла от того трепета, который вызывало у нее приближение к границам загробного мира; она лишь тихонько взвизгнула, когда дверь перед ними внезапно распахнулась.
На пороге стоял высокий мужчина с серебряным подсвечником в руке, и одинокий огонек освещал бледное худое лицо с длинными усами, обрамленное черной шевелюрой. Каллендер было содрогнулся, увидев шрам на этом лице, но потом успокоил себя тем, что это не что иное, как ловкий актерский прием, и следующие несколько минут размышлял, может ли такой шрам быть настоящим. Человек, который явно был самим Ньюкаслом, а не его слугой, молча шагнул назад и жестом пригласил последовать за ним в пустой холл, где лежал пыльный ковер с неброским узором.
В конце этого коридора располагалась двустворчатая дверь, за которой обнаружилась комната. Даже после того, как хозяин дома осветил ее своей одинокой свечой, там по прежнему оставалось неестественно темно. Каллендер увидел, что и пол, и потолок окрашены в черный цвет, стены полностью скрыты черным бархатом, а маленький круглый стол и четыре стула с высокими спинками, стоящие вокруг него, были, похоже, сделаны из черного дерева. Медиум поставил подсвечник в центр стола и тихо стоял, ожидая, когда посетители пройдут вслед за ним в его сумрачные покои. Одежда его была такой же черной, как траурный костюм Каллендера, поэтому ясно виднелись только его руки и лицо, которые, казалось, парили в воздухе как нечто бестелесное. Когда вошли леди в своих черных плащах и чепцах, они произвели такое же впечатление, и у Каллендера не было причин полагать, что сам он выглядит как то иначе. Как просто ввести в заблуждение с помощью обмана зрения.
Женщины сели за стол друг напротив друга, но Реджиналд Каллендер остался стоять, искоса поглядывая в сумрак, скрывавший глаза Себастиана Ньюкасла. Он надеялся, что под его пронзительным взглядом заклинатель духов вздрогнет, но тот оставался невозмутим, и в конце концов Каллендер сам отвернулся, причиной чего, как он пытался себя убедить, было исключительно презрение к медиуму. Реджиналд чувствовал внутри нарастающее негодование, и оно в конце концов вынудило его нарушить долгое молчание:
– Ну что же, подайте нам сюда ваши привидения, или, может, нам нужно сначала с вами за них расплатиться?
– Реджиналд!
Никогда еще он не слышал, чтобы Фелиция разговаривала таким резким тоном, и, еще не успев понять, что случилось, он уже сидел возле нее, чувствуя себя совсем как наказанный школьник. И впервые в голову ему закралась мысль, что женатая жизнь может приносить не только одни удовольствия. Тетя Пенелопа нервно хихикнула, хотя и пыталась сдержаться. Каллендера так и подмывало кого нибудь выбранить, но он никак не мог решить, кого именно. Себастиан Ньюкасл сел за стол напротив него.
– С вас я платы за визит не возьму, мистер Каллендер, поскольку, как мне представляется, удовольствия вы не получите.
– Не знаю, мне всегда нравились фокусы иллюзионистов, но меня вам будет не так просто одурачить, как некоторых ваших посетителей.
– Мисс Лэм и ее тетушка вовсе не глупы, мистер Каллендер, но они стремятся обрести еще большую мудрость. А вам самому никогда не хотелось знать, что ждет вас в загробном мире?
– Для того чтобы нам об этом рассказали, существуют церкви, и там это делается не за деньги.
– Церкви ваши намного богаче меня, и сейчас, и в будущем, скорее всего.
– Что же, мистер Ньюкасл, сегодня вечером у вас будет возможность изменить такое положение вещей. Вот десять гиней. – Каллендер сунул руку в карман плаща и положил деньги на стол, хотя лишиться их для него было бы непозволительно. – Они ваши, если я увижу здесь что либо, чему не найду объяснения. – Он выразительным жестом указал на десять гиней, но заметил, к своему изумлению, что они исчезли. – Ей богу! – воскликнул он. – Как же меркантильны эти самые духи, сэр!
– Вы обнаружите, что они вернули деньги вам в карман, мистер Каллендер.
Каллендер пошарил в кармане и чуть было не выругался, забыв о приличиях.
– Они там? – спросила тетя Пенелопа.
– Мне кажется, что на твой вопрос за Реджиналда уже ответило его лицо, – холодным тоном отметила Фелиция. – Серьезно, Реджиналд, мы пришли сюда не для того, чтобы оскорблять человека, у которого мы в гостях, а чтобы учиться у него. Веди себя тише, хотя бы ради меня. Мистер Ньюкасл обещал, что сегодня он вызовет духов моих родителей.
– Твои родители погибли в железнодорожной катастрофе двенадцать лет назад, Фелиция, и если бы твой отец не был одним из главных акционеров той железной дороги, этого человека не интересовали бы сейчас ни ты, ни твой отец.
– Он, несомненно, ничего не сможет узнать, если ты не успокоишься и помешаешь ему проникнуть сквозь завесу.
Каллендер вспомнил о своем решении придержать язык и с сожалением осознал, что напрасно не последовал этому плану. Ведь даже тетя Пенелопа не произнесла почти ничего.
– Тишина помогает сосредоточиться, – ровным тоном сказал Ньюкасл.
Каллендер кивнул, почти незаметно, и с радостью обнаружил, что Фелиция тут же поблагодарила его, взяв за руку. Однако он был весьма ошарашен, когда то же самое сделала тетя Пенелопа, а потом догадался, что на спиритических сеансах так принято. Тем не менее ему понадобилась большая сила воли, чтобы промолчать, видя, как нежные пальчики его невесты стиснула бледная рука человека с сумеречными глазами.
Четверо тихо сидели в черной комнате, и Каллендер не отрывал взгляда от медиума, постепенно оседавшего на стуле. Тот уронил голову на грудь и был похож на пожилого человека, дремлющего после сытного обеда, и Каллендеру вспомнился дядя Уильям. Через несколько минут воздух стал прохладнее, и Каллендер был почти уверен, что мимо него пронесся влажный бриз, хотя видел, что ветру совершенно неоткуда попасть в эту комнату. Все же уже от одного этого он начал тревожно поглядывать по сторонам, и как раз тогда, когда он ненадолго оторвал взгляд от медиума, произошло что то странное.
На мгновение Каллендеру почудилось, что медиум загорелся. Казалось, что из головы его поднимаются рассеянные клубы дыма, хотя они больше напоминали туман. Они как то неестественно переплетались в воздухе, рисуя узоры. Каллендер поворачивал голову то направо, то налево, но обе женщины не испугались, и похоже было, что они наблюдают за происходящим с пониманием и одобрением. Медиум испустил стон, а голова его оказалась теперь почти скрыта плывущими язычками тумана. Казалось, он растворяется во тьме. Каллендер невольно вздрогнул и привстал со стула, но тут над столом прошумел порыв холодного ветра. Свеча погасла.
Он почувствовал, что Фелиция сжимает его пальцы все сильнее, до боли, и у него вдруг подкосились колени, так что пришлось снова сесть. Ничего не было видно, кроме извивающихся клубов тумана, который будто излучал бледное сияние. Каллендер старался убедить себя, что это трюк, какая нибудь химическая реакция, но от вида этого дыма ему становилось не по себе, особенно после того, как из дымки начали вылепливаться черты, и был это уже не Себастиан Ньюкасл.
Это было лицо женщины. Ее губы слабо шевелились, как будто у нее не хватало сил заговорить. Непонятно откуда раздавался звук, напоминавший то шепот, то крысиную возню. Лицо двигалось и трепетало, иногда казалось, что это не женщина, а мужчина с окладистой бородой. Теперь шептали уже два голоса, один ниже, чем другой, и Каллендеру начало чудиться, что он разобрал этот шепот. Голоса снова и снова повторяли одно лишь слово: «Фелиция».
Каллендер чувствовал, что у него дрожат руки, и надеялся, что дамы этого не заметят. Фелиция подалась вперед, наискосок стола, и ее глаза излучали сияние, подобное тому, каким светился туман, и Каллендер с огорчением отметил, как пылко она устремилась навстречу этому кошмару, чем бы он там ни был, трюком или реальностью. Реджиналд надеялся, что перед ними лишь иллюзия, и ему не хотелось верить в реальность происходящего, но вместе с тем он бесился от мысли, что его смогло напугать какое то мошенничество. Он закрыл глаза, но, не видя больше источника прерывистого шепота, ощутил еще большую тревогу от этого звука. Каллендеру уже хотелось уйти.
– Фелиция, – хором шептали свистящие голоса. – Опасайся, дочка. Опасайся ложных друзей. Здесь сидит тот, кому тебе нельзя доверять.
– О ком вы? – завороженно спросила Фелиция. И она, и ее тетя во все глаза глядели в меняющий очертания туман.
– Это мужчина! – крикнули голоса.
– Который?
– Мужчина, который тебе внушает эту проклятую ложь! – крикнул Каллендер.
Он оттолкнул назад стул и высвободил кисти рук, а колыхавшиеся в воздухе лица рассыпались сверкающим светом, а потом исчезли, оставив за собой непроглядную тьму. Реджиналд стал искать спички, а тетя Пенелопа завопила.
Каллендер чиркнул спичкой о край столешницы и поскорее зажег свечу. Женщины стояли позади него, крепко сжимая друг друга в объятиях, а на стуле медиума ссутулилась какая то неопределенная фигура. Каллендер ожидал очередного трюка, опасаясь, что огонь может снова погаснуть, но в черной комнате лишь царило молчание. Тело Себастиана Ньюкасла оставалось зловеще неподвижным.
– Он умер? – спросила тетя Пенелопа.
– Надеюсь, да, – пробормотал Каллендер.
Он быстро подошел к сидящему на стуле и, резко схватив опущенную голову за волосы, поднял лицом к свету. И узнал черты дяди Уильяма.
Восковые веки были закрыты, но полные губы шевелились.
– Умер, – ответил дядя Уильям.
Тетя Пенелопа разинула рот, пошатнулась и оказалась в объятиях племянницы, которая ловко и проворно вывела теряющую сознание даму из комнаты, а Каллендер все стоял в оцепенении, вперив взгляд в лицо покойного родственника. Пальцы Реджиналда медленно соскользнули с головы дяди, губы которого тут же изобразили довольную ухмылку. Открывшиеся глаза тоже были глазами Уильяма Каллендера, совсем такими, как при жизни.
– Ты потрясен, не так ли, мой мальчик? Что же, вскоре тебя ждет еще несколько потрясений. Подожди, завтра тебе еще предстоит поговорить со стариной Фробишером по поводу моего завещания!
Каллендер почти не слушал, хотя весьма скоро ему пришлось припомнить эти слова. Кем бы ни было то существо, которое восседало перед ним на стуле, но своей непринужденностью и общительностью оно убедило Каллендера сильнее, чем целая армия привидений.
– Это на самом деле ты? – спросил он.
– Само собой, я!
– Ты вернулся из загробного мира?
– Да тут не так далеко и добираться, по правде сказать. Только времени много занимает, знаешь ли. Особенно у таких, как я: духовно развитым меня не назовешь. Но этот Ньюкасл очень смышленый тип, и он мне помогает. С ним шутить нельзя, мой мальчик.
Каллендер почти забыл, что беседует с привидением. Все было так правдоподобно, да и раздражал его покойный не меньше, чем при жизни.
– Фелиции опасно иметь дело с этим человеком, – сердито возразил племянник. – Ей и духи ее родителей сказали то же самое.
– Да нет же, мой милый мальчик. Они говорили о тебе.
– Обо мне? Почему это она должна меня остерегаться?
– Ты и сам не отличаешься духовным развитием, верно, Реджиналд? Слишком тебя увлекают плотские удовольствия, к тому же у тебя очень крутой нрав. И властный, конечно же. Бедной девочке ты, несомненно, принесешь одни страдания. И, как мне ни грустно об этом говорить, на самом деле тебя интересует лишь богатое приданое. Серьезно, тебе стоит быть осторожнее. Смотри.
Дядя Уильям указал на дверь, и Реджиналд Каллендер обернулся и увидел стоявшую там Фелицию. Она, несомненно, все слышала. Каллендер почувствовал, как в горле у него поднимается кипящий поток гнева, и метнулся было, чтобы броситься на дядюшку. Но на стуле сидел Себастиан Ньюкасл, скаливший в улыбке свои острые зубы. В руке у него была колода карт.
– Не хотите ли вы перед уходом узнать свою судьбу, мистер Каллендер? Нет? Тогда желаю вам приятно провести вечер. – И с этими словами медиум соскользнул со стула и ушел сквозь черные бархатные занавеси, скрывавшие стены.
Каллендер торопливо подошел к невесте:
– Ты его видела? Ты видела дядю Уильяма? Фелиция кивнула:
– Да, как и тетя Пенелопа. Мне пришлось отвести ее в карету, но, как она утверждает, для нее этот вечер прошел не зря, и все было великолепно, как никогда в жизни.
– И ты слышала, что он сказал?
– Только то, что тебе сказал мистер Ньюкасл. И поскольку он удалился, я считаю, что нам стоит последовать его примеру.
В первый, но далеко не в последний раз Каллендер задумался, не глумится ли она над ним. Но все же он был настолько сбит с толку, что взял ее под руку и почти вышел с нею из холла, но потом отпрянул от Фелиции.
– Он мошенник, говорю тебе, и я могу это доказать. – Он побежал обратно в черную комнату, не имея в голове никакого плана, но полный решимости доказать свою правоту. Бросив свирепый взгляд в пустоту, он понесся к стене. – Все это фокусы, – говорил он сам себе. – Там же занавеси!
Вцепившись обеими руками в бархат полуночной черноты, он рванул занавеси в стороны и яростно устремил взгляд в открывшийся просвет. Реджиналд был готов увидеть любое зрелище, кроме того, которое открылось ему.
Не было там ни механизмов, ни потайной дверцы. Не было даже стены. Только ночь, черная как смоль, зияющая пустота и клубы желтого тумана, скрывшие собой звезды. Каллендер покачнулся, и устоять на ногах ему помогло только то, что он держался за портьеры. На мгновение он почувствовал, будто лежит на земле, устремив взгляд в небо. У него закружилась голова.
Потом Реджиналд развернулся на каблуках, с чопорным видом вышел из дома и направился к карете, где его дожидались дамы.