Маленькая вечность

Сила наполнена слабостью, и имя её - равнодушие... (с)

Еще один пасмурный день. Он почти ничем не отличается от предыдущих. Дождь все так же моросит и собирается на стекле, скатываясь, оставляет за собой длинные и неравномерные следы. Капля, одна за одной, словно обгоняют друг друга устремляются вниз, но в тоже время никуда не спешат… Искривляют реальность этого мира… Дождь бережно стучит в окно, словно просит, что бы его впустили… Серые, проходящие мимо фигуры иногда тревожат усталый взор, но они ничуть не портят спокойствие и глубину этого пасмурного дня. Порыв ветра сорвал еще несколько порыжевших от старости листьев и в странном танце закружил их, понес куда-то в даль. Дождь не утихал… серость этого дня не пришла одна, она привела с собой своих сестер… печаль.. тоска, они всегда были вместе. Никогда не покидали друг друга, всегда уделяли внимание.
В очередной раз Жанет сидела у окна. Она не знала почему ей стало грустно… Почему душа вновь скорбит. Глубоко вздохнув, она отошла от окна, отвернулась и направилась к двери. Не спеша, обулась, с тяжелой мыслью накинула пальто и открыла двери. Через несколько секунд она уже была среди всего этого мира. Еще раз оглядев окружающую серость, подняв воротник, пошла по промокшему бульвару. Ветер развевал ее длинные, темные волосы, которые с каждой минутой становились все тяжелее из-за моросящего дождя. Тяжелой, но твердой походкой она брела по мостовой, мимо с шумом проносились машины, проходили люди, смеющиеся пары, но казалось, что ее это вовсе не волновало. Что ей было нужно, куда она шла…
Память, как заблудившееся эхо, возникало и тонуло где-то в глубине ее души. Чей-то смех, чье-то горе и улыбки, чьих-то слов. Все это звучало где-то рядом, но не с ней. Как-то грустно, словно в яме без дверей и без оков. Все распалось, потерялось, растворилось в соли капель и дождях. Отпустив кулак, показав себе ладони, потеряла красоту узоров, просочилась между хрупких пальцев в море грубых рук...
Что-то начинало просто душить неосторожные мысли, умение радоваться и ценить простую красоту, похоже, осталось дома, а здесь только слово, одно лишь слово, надоело, все надоело. Идти куда-то, все равно куда.
...
- Может... купить, чего-нибудь.
Вот такие, хаотичные мысли, которым казалось бы здесь совсем не место иногда возникают в голове, ловят меня за ноги и опускают на землю.
Я подошла слишком близко к проезжей части и поздно сообразила, что это тот самый неуловимый поворот, где всегда собирается слишком много воды из-за его миниатюрного, неудачного для меня, географического расположения. С шумом пролетевшая машина окатила грязной волной меня на половину. Разведя руки в стороны, не понимая, что сказать, словно маленький ребенок, смотрела на все это чудо. Не хотелось в это верить, но мое пальто и эти новые штанишки полностью промокли и были испачканы, второй раз, на том же месте.
- Вот и купила... чего-нибудь.
- Осторожнее в следующий раз.
Уделяя вниманием, меня еще раз окатило, правда, в этот раз смешливыми словами, какого-то взрослого человека с черным дипломатом, черным зонтом, черным пальто и с какой-то дурацкой, черной шапкой.
- Век живи, век учись!
Мигом, построив глупую рожицу, весело ответила ему в след, после чего немного привела в порядок, то, что исправит только хорошая стирка с каким-нибудь дорогим порошком, направилась домой, короткими перебежками, с оживленным настроение, прикрывая не таким грязным пальто остальное безобразие.
- Пасмурный ведь день, дождь моросит и чего вам дома не сидится.
Мысленно, взглядом встречала идущих на встречу людей. Почему-то, перед некоторыми не хотелось выглядеть так раздавлено и я тупо уставилась на промокший щит объявлений. Не знаю, что было глупее, мое выражение лица, можно сказать впервые смотрящее на все эти приклеенные листочки или мой, уже, небрежный вид. Свалки криков: Сниму; Продам; Обменяю; Вернуть за вознаграждение; Потерялась собака. Чего там только не было, но я заметила, что-то другое.
- Разукрашиваю сны.
Интересная надпись, на кусочке бумажки, маленьким шрифтом и общей невыразительностью меня сразу привлекла. Ни номера, ни адреса, ничего, только эта маленькая надпись, быстро написанная на клочке бумажки. Жила себе на этом деревянном, промокшем щите и кроме этих слов мне больше ничего не удалось отыскать. Кто их оставил, почему и зачем. Так живо, я сорвала ее и зачем-то сунула себе в карман, подумав, как бы она там не потерялась.
Похоже, опасности больше никто не представлял, быстро направилась в сторону домов и свернула в переулок, смешавшись с серыми тонами старых дворов, грязными стенами и неприятными людьми.
...
Разъяренные клубы черных туч рвало подобно простому листу бумаги, молнии пронзали насквозь эти постоянно движущиеся, темные, как ночь облака. Освещали глубины этих проклятых вод. Казалось, кроме них больше ничто не могло сдержать обезумевшее небо, но были ли они против него... Словно невидимый пастух бил своей плетью, неустанно, яростно, только еще сильнее бесил свое черное стадо. Звук от хлестов содрогал выжженную землю. Испепеленные стволы деревьев от бивших по ним прекрасных, безобразных, раскаленных струй света, стояли, раскинув свои обугленные и остывшие руки, продолжая взывать о пощаде. Вся земля была наполнена болью, страхом, немым стоном. Но здесь не было места порокам, здесь не было жизни… Это место можно было назвать бездной, но не адом, очищенной болью, но не раем.
Ничего не пугало, я точно знала, зачем я здесь и куда идти, пусть и видела все это впервые. Быть частью безумия или гармонии, это так привычно. Эти два слова веками плелись вместе, окутывая меня собой и лишь в таких мирах они делились своими чистейшими плодами. Именно туда мне и нужно было попасть, именно там я надеялась найти какой-то ответ, найти что-нибудь принадлежащее мне.
Этот ветер слишком зол, до красна раскаляет подобранные им песчинки, так, что его порывы скорее похожи на языки пламени, вновь и вновь облизывающие мое тело своим тернистым, сухим прикосновением. Скрестив руки, обняв плечи, делаю шаг ему на встречу, а он, как игривая кошка, играет со своей жертвой, продолжает нервно дерзить, забираясь своим шипящим языком все глубже:
- Только сильные могут получить ответ, только готовые могут его принять. Только сильные… Только готовые…
Снова и снова повторяя одно и тоже, заставляет сомневаться. Сколько я уже иду... готова ли… Что если этот ответ войдет раскаленной иглой в мое сердце. Я боюсь этого, жутко боюсь. А земля словно ожила, она становится похожа на небо, под которым что-то должно было быть. Повсюду и прямо из под моих ног, тянулись в верх дикие розы, такие же черные, как и сама земля, безжалостно вились и плелись между собой, раскрывая свои бутоны, даже не замечая меня, впиваясь в меня. Кроме черных листьев, жестоких стволов и наполненных кровью бутонов я ничего не вижу. Где я, я не понимаю где я, зачем это. Страшно, страшно остаться здесь. Похороненной, стелящимся ковром черных лепестков… похороненной и скрытой, непонятой и забытой.
Боль, как опьяневший любовник, так крепко обняла собой, не ступить, не повернуться, а в крови начинает растворяться яд жалящей паники. Первый шаг под звук скрипящих зубов, второй, третий. Иголки похожи на крючки, на зубы какого-то хищника, вцепившись, оставляют рваную рану. Я вижу это, я чувствую все это, всем телом. В сторону, бросаясь из стороны в сторону, терзая себя все сильнее в этом замешательстве.
Я чувствую что-то свое, так рядом, это ведь так близко, может, не хватает всего шага. Я задыхаюсь здесь от этого растущего клубка в моем горле, моя душа начинает собирать всю мою боль, скручивая ее вместе, безбрежно, судорожно увеличивая моток колючей проволоки. Она рыдала, смотря на это, ее соленый дождь забирался в мои рваные раны, она видела и это, тогда дождь начинал идти еще сильнее... подушечка для иголок. Я же видела огонь… такой яркий, такой манящий и безжалостный и меня это злит, приводит в ярость. Разрываю эти сплетенные узлы не взирая на ладони, жалящие стены с корнями ложатся у моих ног, уже не чувствую боли, но его нет, он исчез. Этот свет. Это все ты, слепая ярость, испугала его, что теперь будет...
Отчаяние, как какой-то наркотик, растворяло меня в себе. Казалось, что я вижу, кого-то перед собой, без чувств, просто вижу. А это что-то видит меня, как я лежу среди всего это праха, лежу и пою собой землю, питаю эти корни. Так тихо… спокойно, темно. Как-то больно… возможно обидно и что-то еще.
Я вижу черное небо. Оно хотело поглотить все. Шальные раскаты грома, огромные тучи, словно клубы дыма, опускали свои руки: молниеносные, разящие все, они не щадили даже своего хозяина.
Безразлично... покой... гармония... Не чувствую себя изгоем, словно попала домой...
…
Еще один сон, который околдовал Жанет. Ей иногда снятся странные сны, такие настоящие, что с открывающимися глазами в этот мир приходит что-то еще, что-то из ее снов. Чувства, ощущения, эмоции и сама Жанет порой в затруднение себе ответить, что именно для нее реальность.
Проснувшись, отерев глаза, я вновь окинула взглядом свою комнату, но так ничего нового и не смогла найти. Провела им бережно и сонно по голым стенам, почерневшим от какой-то сырости углам, по часам с секундной стрелкой, которая умерла много лет назад и теперь уже не издает этого однотонного, но в тоже время, какого-то живого звука. Отбивая, раз, за разом отстукивая, они дарили какую-то атмосферу что ли, придавали ритм, а теперь этого нет. Теперь они просто висят на этой серой стене и собирают пыль. Мои шторы, если бы можно было их так назвать, эти свисающие полотна ткани, которые уже не один год прячут меня от мира по ту сторону окон и не потому, что я боюсь света или какого-то не желанного вмешательства, мне просто не хочется все это видеть. Все то, что там, снаружи. Эти стены зданий, этот шум проезжающих машин, эти люди, которые проходят мимо моих грязных окон каждый день. Идут куда-то, суетятся, мне просто осточертело наблюдать за всем этим. Ведь совсем не важно, как они выглядят, куда они спешат, чего они хотят, как они живут... все это уже не интересно... Я хочу к морю, я хочу вновь услышать этот шум, почувствовать холодное прикосновение волн разбивающихся о мои босые ноги, услышать крик чайки, понять, что я здесь, пройтись по песчаному берегу в любую сторону, пойти далеко, идти до самих сумерков, как раньше. На берегу всегда было пасмурно и это придавало мне сил, такие спокойные и шумящие волны, кажется бесконечная гладь другого мира, моего. Сколько ты уже лежишь под этим небом, сколько твои волны омыли таких босых и грязных от набережного песка ног и ты все так же шумишь, не меняешься, не смолкаешь… Рядом с тобой всегда было хорошо. В эти моменты мне никто не нужен, я хочу быть только с тобой и холодным, набережным ветром.
Я лежала в своей постели, накрывшись тонким одеялом, подушка опять упала на пол, не понимаю, зачем она вообще нужна. Лежала и думала о жизни, о том чего бы мне хотелось, о море. Столько времени прошло, я даже не помню, когда последний раз там была. Я даже не знаю, что сейчас там, за окном. Что обесценилось на этот раз. Вроде бы еще вчера, а уже сегодня по-другому. Сейчас время не такое, оно летит гораздо быстрее, чем раньше, не ждет тех, кто от него отстает, беспощадное. Все потому что, кто-то научился им пользоваться, но есть и та сторона, которая не подвластна. Это море, я хочу к морю.
Мне так не хочется выходить туда вновь, открывать эти двери, но ведь оно стоит того, теперь мне на самом деле есть куда пойти.
Подойдя к окну, Жанет немного посидела рядом, как бы настраивалась или просто думала о чем-то, вспоминала что-то, смотря через эти старые окна второго этажа. Струйки сквозняка запутались у нее в блузке, в попытке выбраться ознобом пробежались по ее телу, а потом еще и еще. Ей показалось это приятным. На улице было очень тихо, опять моросил дождь, что не ново уже давно, это было нормально и привычно, по другому уже и не могло быть, по другому не хотелось. Опять этим маленькие капельки прилипали к окну, медленно собираясь вместе, они набирали вес для того, что бы стремительно сорваться вниз и затеряться в уже собравшейся воде у деревянной рамы, потом спуститься по железному подоконнику, который постоянно дребезжал из-за шалуна ветра. На этот раз спокойного, не торопящегося ветра. Этот подоконник создает умеренный бряз, то от столкновения о кирпичинные стены, то, от разбившейся об него капли дождя, которая упала откуда-то сверху, сорвалась с похожей металлической настилки. Жанет подперла ладонью подбородок, упираясь локтем рядом с окном, она приблизилась ближе, смотрела, как капли разбиваются и катятся вниз, слушала этот теплый и умеренный бряз. Он словно любил ее и ударялся, как можно бережнее и не так часто, он будил в ней воспоминания. Ей уже не хотелось идти к морю, она пойдет потом, может завтра, может через год, ведь оно никуда не денется, никуда не убежит, эти волны все также будут омывать тот же песчаный берег. Чайки, они всегда будут чайками, тот же сиротливый крик, что и много лет назад, те же белые крылья, тот же размах. Она уперлась лбом о стекло, почувствовав холод, к которому можно только привыкнуть, но не согреть, она сидела так с закрытыми глазами еще некоторое время. Ей было так хорошо, ей не хотелось никуда уходить, она могла бы здесь сидеть еще одну маленькую вечность.
Она сидела так еще немного, а после открыла глаза, упершись в оконное стекло, внимательно следила, как быстро и незаметно капли, которые еще недавно катились перед ее глазами, сливаются с остальной мокротой, собираются заново для того, что бы сорваться вновь. Одна за одной, разбиваясь где-то там оземь или теряясь на стене, они все падали вниз, к единой цели, подарить этому миру все ту же приятную и живую красоту.
- Так было и так будет всегда.
Глубоко вздохом я подчеркнула свои слова. Вырвавшийся теплый воздух растянулся белым пятном пара по стеклу, выдав какие-т полосы. Это меня отвлекло, это показалось забавным и я просто наблюдала, как это пятно становилось все меньше и меньше, вновь пряча эти линия оставленные на стекле. Тогда еще раз набрала воздух в легкие и осторожно сделала то же, рассредотачивая тепло почти по все поверхности передо мной, открывая эти довольно безобразные, кем-то оставленные полосы. Это же он.
- Я напишу тебе пальцем на окне, для того, что бы спустя годы ты вспомнила обо мне.
Слово за словом, как бусинки, вытягивая их из под воды, из под скопившегося на них песка. Взгляд и выражение лица изменились еще более глубокой задумчивостью. Я вспомнила разговор, который тогда, как-то прошел мимо, но в отличи от многих других он был гораздо ближе и теплее.
- Жанет, я наверно пойду.
- Да, иди.
- Впервые я понял, что одиночеству нет конца, нет придела, оно безгранично, как глубокая рана, но лишь разрастающаяся, которая становиться все больше, что-то уничтожая. Но я не верю, что нельзя вернуть что-то, что было однажды найдено. Всегда можно найти то, что было потеряно, достаточно туда вернуться.
У меня от таких слов проскользнула улыбка, он сказал мне что-то близкое, никакой-то избитый комплемент.
- Я оставил себя у тебя на окне, просто провел пальцем, это не обесценивается с годами.. Вот увидишь. Ну пока...
- Удачи.
Задыхаясь своей грустью, я вспомнила все. Эти слова написал человек, много лет назад. Я уже успела о нем забыть, еще одна встреча, которая отличалась от остальных тем, что я показала ему, но ведь такая же, как и многие другие. Но даже какие-то попытки оправдание мне не помогали. Проходящие годы хорошо спрятали все это, прошло слишком много времени, чувства столько не живут, но прочитав эту надпись все будто вернулось ко мне, назад, как будто это произошло только что. Только что хлопнула дверь, спокойные шаги постепенно утихали, утихали в моей голове, а настоящая, живая горечь осталась со мной, осталась дома, поселилась во мне. Где-то внутри, что-то затрепетало. Ведь теперь нельзя открыть их и сказать подожди, я и тогда не могла.
Как и капли дождя катятся не нужные слезы, а может пусть. Может пусть все это выйдет. Надпись начала пропадать, но Жанет вновь и вновь набирала в свои легкие воздух, для того, что бы вернуть ее, для того, что бы прочитать ее снова, прикоснуться и провести своим пальцем по этим словам.
- Тяжело быть нигде.
Он не мог быть со мной, просто не мог, я не могла… Тогда он и оставил эту надпись сказав, что будет со мной всегда. Бесчувственность так мучительна, я его забыла, а сейчас, спустя столько времени, эти слезы и память, но это так больно. Он знал, что я никогда их не мою, он меня не обманул. Но его уже нет! Я направилась в ванную, взяла полотенце и хаотично начала их протирать. Справа налево, слева направо, так, что бы не осталось ничего, но эти слова мраморными буквами отпечатываются в моей памяти, с каждым движением. Полотенце, как сумело, так и осталось лежать на подоконнике.
Хорошее начало, хорошего дня. Нужно было что-то, нужно было куда-то сходить, к морю, я пойду к морю, что бы унять, что бы вновь подавить, нельзя, иначе нельзя.
Сборы и все остальное заняло слишком мало времени, закрываю свою дверь.
- Здравствуй Жанет, хорошо выглядишь. Как настроение, как жизнь?
Сосед, напротив, от чего-то вышел, в чем успел в коридор, казалось, сейчас захлопает в ладоши. Если бы у него были большие уши, как у слоненка, он смог бы подняться от своего половичка, как от посадочной площадки. Годы не пожалели его жену, да и его самого.
- Все хорошо.
- Это здорова, заходи сегодня ко мне, жена приготовила отменную курицу и красивый стол в честь нашей свадьбы, ты же знаешь, как она вкусно готовит.
Знаю, знаю, что будешь смотреть не на ухоженный стол.
- Боюсь не получится, я сегодня занята.
- Печально, - сожалея - Но может в следующий раз, может завтра?
Продолжил он с тем же задорным интересом, чуть ли не догоняя меня босиком по лестнице.
- Завтра я убираюсь.
- Но завтра же воскресенье.
А ему в ответ, мой хлопок двери. Такой не обидится, а лучше бы пусть даже обиделся и объявил бойкот молчанием, но это собственно и не обязательно.
Уже на улице, я уже далеко от дома иду пешком и понимаю, что оделась не по утру, а ведь идти так далеко. Ну и пусть, пусть будет холодно.
Дорога уходила в другую часть города, который должен быть где-то там, он забирает к себе гул пробегающих мимо машин, все тянутся туда, все вкусы, все взгляды, вся грязь, все тянется туда, как в помойную яму.
Я ступила в сторону, наступив на песчаную тропинку, прямо у потрепанной таблички \"К пляжу Феникс\". Хочется услышать птиц, они часто гнездятся здесь, на скалистых берегах. Впереди все та же старенькая лестница из выложенного камня открывала начало первой ступеньки. Еще немного и она приведет меня к песчаному берегу набережной, о котором уже пел прибой. Из-за пригорка появлялись парившие в небе птицы, где-то над самым морем, доносились их крики. А когда я поднялась на этот замысловатый холм, к самим ступенькам меня обнял ветер. Словно ждал меня здесь, все это время, с момента моего последнего визита.
- Давно я здесь не была, ты успел по мне соскучиться, как и я по тебе.
Подумала Жанет, тщательно укутываясь в свое пальто. Она мягко окинула взором окрестности, пытаясь разглядеть, что изменилось за то время пока ее здесь небыло, а после с грустью на глазах найти дорогие ей места, маленькие частички этой набережной.
Она вспомнила иву, что росла там, где сейчас стоит сезонный магазинчик по прокату досок для серфинга, заметила буйки, мирно плавающие в море, да и сам берег изменился. Был очищен от первоначальных прикосновений природы. Небыло большого, плоского камня осторожно выглядывающего из воды словно айсберг. Ей всегда нравилось сидеть на нем во время отлива. Теперь среди них можно было найти стеклянную, наполненную водой бутылку, присыпанную песком, выглядывающие из осенних зарослей этикетки, которые сразу бросались в глаза из-за их пестрой окраски, пустые пачки от сигарет не долетевшие до хмурой урны и множество мелкого мусора, который заразной ленью так и останется лежать безобразно разбросанным по округе. Захотелось поскорее покинуть это место, жаль, что ему уделили такое внимание. Жанет, не оборачиваясь, побрела в сторону.
Мокрый песок проваливался под каждым шагом и потому походка была не привычно твердой, а мягкой и простой. Здесь можно было позволить себе расслабиться, дать волю части внутреннего существа. Ветер так и норовил пробраться в каждую, не прикрытую щелочку, прикоснуться к телу, погреться за пазухой. Жанет слегка улыбнулась краями плотно сжатых губ, с интересом наблюдая, как тот балуется с ее воротником, нежно похлопывая им по щекам. Как он заигрывал с волосами, подбрасывая их в воздух, охватывал руками прохладных потоков и бережно бросал из стороны в сторону, пропускал их между своих пальцев, улавливал ее аромат и спешил им насладиться. Хотел спрятать где-нибудь в скалах, положить в потаенную трещинку, что бы никто кроме него не смог туда добраться, украсть этот сладкий запах, а иногда хотел показать его другим берегам, поделиться с ними, но всегда терял где-то у третей волны и растерянно спешил обратно.
- Как же мне не хватало, только здесь я смогла понять... Слова моря, нет ни у кого столько искренности, сколько произносят твои уста.
Ветер тот час поймал блуждающие звуки и тщетно понес их куда-то в даль. Я немного замедлила шаг, рядом с открывающейся перед взором величием. Огромной скалой держащей высокий, старый маяк на своей спине, от которого видна была лишь его макушка. Подойдя ближе начала осматривать каждый изгиб заточенный временем.
Скала безжалостно рассекала очередную волну, разбрасывая ее пенистую кровь у своих ног, словно ледокол разрывала острый бриз. Удерживая на себе этот старый маяк, который каждую ночь будил скованную боль, светом яркой лампы освещая эти рифы, они когда-то были одним целым, теперь навсегда потеряны, вырваны, как слабость. Скала стоит под гнетом всплывающей памяти, стоит под хлесткими ударами волн и яростно терпит, принимая более сильный удар, который делает ее еще жеще.
Жанет медленно подошла, еще ближе прикоснувшись своей ладонью к холодной, жестокой поверхности, так, что услышала ее внутренний стон. Родственная душа, жаждущая тепла, но не имеющие права проявлять слабость. Ей нравилось приходить сюда, здесь все выражалось более чисто, здесь было гораздо больше понимающей искренности.
Сумерки подобрались незаметно, ночь, словно не хотела отвлекать внимание Жанет, осторожно провожая пасмурный свет. Она почувствовала, как холод вновь пробежался легкой дрожью по ее телу. Немного съежившись поправила свой воротник и опустив взор к многочисленным песчинкам с хлюпом сделала шаг. Берег словно не хотел ее отпускать. Она проходила мимо своей дорожки, оборванной у подножья скалы.
- Это все, что я оставляю тебе после себя.
Ветер все так же бегал по набережной, рассеяно кидался из стороны в сторону. Возможно, уже завтра он уронит последнюю песчинку в оставшиеся очертания памяти обо мне, вновь спрятав ее еще на одну маленькую вечность. А мне пора идти назад, туда, где есть и мое место.
По пути домой, я все же позволила себе сесть в очередную остановившуюся машину. За целый день, проведенный как-то так, озноб пытался стать моим лучшим другом, да и проголодалась я уже.
- Девушка, а вам куда?
- А мне в город, улицу Малого огня знаете?
- Эта та, что с большой лужей, что ли?
- Ага, с большой лужей.
Не сдержав легкого смеха, слова весело вырвались в подтанцовку его тихо играющей магнитолы.
- Садитесь, мне по пути.
Мимо, с шумом пронеслась еще одна машина. Закрыв дверцу, я легко поместилась в мягких сиденьях салона, в котором гулял аромат подвешенного к лобовому стеклу освежителя воздуха. Какой-то, слишком насыщенный сладким, запах. К нему я врядли успею привыкнуть. Молодой и ухоженный парень, посмотрел, нет ли помех и со спецэффектами вылетающего из под колес гравия двинулся с места.
- Вот так вот, - сказал он, когда машина, выровнявшись, плавно покатила вперед - никак не привыкну. А я знаю, что это за улица, у меня там подруга живет, а лужу эту запомнил из-за того, что вчера там девушку забрызгал.
Похоже, он меня узнал, наверно только из-за этого остановился, как-то приятно.
- То-то я смотрю машина знакомая. Узнали?
- Ага, узнал. Вы извините, поздно заметил, замешкался и даже не остановился, а этот поворот…
Неловко продолжал он, посматривая в зеркало заднего вида, избегая моего встречного взгляда.
- Да ничего, сама виновата, хорошо, что не задавили – с оптимистическим задором ответила я, посмаркивая носом - хорошая у вас машина.
- Замерзли? Просто новая, разбираетесь в авто?
Добавляя температуры встроенному отопительному прибору так, что весь салон буквально за несколько секунд наполнился неприятным, но все же теплым воздухом и этот слишком сладкий аромата, этого гадкого освежителя воздуха, похоже, пытался меня убить.
- Да нет, со словами балуюсь.
- Понятно. - усмехнувшись - А что так поздно, да еще одна у дороги и в пасмурную пагоду делаете так далеко от города?
- Захотелось немного пройтись.
- Все ясно.
Отвечал он, медленно вытягивая, словно бежал на перегонки со своей сообразительностью.
Наступающая пауза была ловко развеяна добавлением звука магнитолы, настроенной на прием, мелодичная музыка. Доехали мы довольно быстро. Немного согревшись, отблагодарив и перебросившись еще несколькими веселыми фразами, я направилась к своему дому, в свою маленькую квартирку, напоминающую обувную коробку с несколькими перегородками. В подъезде, как всегда было темно, кто-то выкручивал себе домой лампочки, а кто-то, предварительно споткнувшись, на несколько дней вставлял новые.
Вот я и дома, этот запах, все же близкий мне запах отдавал какой-то сыростью и затхлостью. Так было всегда, особенно осенью, но после освежителя воздуха, я могла им наслаждаться.
Заваренный чай, что-то съестное, мое пальто, болтающее на вешалке, ночь, живущая по ту сторону окон, тусклый свет лампочки на кухне и все хорошо, все как-то хорошо.
...
Мучительный стон разрывал черную землю словно вскрывал грудную клетку собственными руками, выдирая ребро за ребром он хотел вырваться из ее объятий, земля хотела его отпустить. Он стоял повсюду, у каждой надгробной плиты служащей стражником с замком из нескольких дат. Стон, который сводил душу с ума, стон разрывающий ночь на мелкие куски топя в себе все ее сорвавшиеся звезды, не оставляя им ни единого шанса. Тысячи голосов, которые сливались в единый, внутренний крик, он словно обретал форму ладони вскоре пульсивно сжимающей своими холодными пальцами ее всю и кромешная, живая темнота. Мгла, что с каждым сжатым пальцем приближалась ближе, так, что кроме нее больше ничего небыло видно, так, что больше ни на что не хотелось смотреть, только стерпеть, стерпеть этот приступ. Эта темнота была повсюду, никогда не оставляла, всегда преследовала, проглатывая могильные плиты, поглощала все кроме их крика. Всегда была впереди, держа дистанцию, с каждым шагом открывала новые даты и с каждым шагом прятала старые, слышала их муки, слышала их просьбы, испытывала свою боль из-за причиненной. Некоторые из таких, находившихся еще рядом, были на столько живы, что их стон еще сопровождался еле улавливаемым в голосе биением сердца. Безобразные, словно в спешке ненависти выбитые надписи из которых еще сочилась теплая кровь. Детский Смех 1744-1750, Невинный Взгляд 1785 - 1807, Счастье 1824 - 1838, Любовь 1826 - 1840, Мечта, Доверие, Вера и грязная, черная от сгустков крови земля, они умирали.
Темнота она окружала меня всю и поглощала меня саму, оставляла с самой собой, топила в себе, топила в стоне и будила сознание безразличное ко всему, вскрывая тупым ножом, прятавшееся в консервной банке. И тогда становилось еще хуже, еще более нестерпимее, с каждым разом боль, словно заново заполняла бездну в бесконечной глубине глаз, находила давно погибшую слезу и поднимала ее из безграничного покоя так, что та падала вниз не успевая пробежать по ее щекам, находясь так далеко она была окрашена кровью, она была самой кровью. Она заново рождала стон, стон перед которым меркло все остальное, стон, который сводил всех с ума, разрывая в клочья. Заживо съедая их надежды. Распятая надежда 1888.
Там, вверху, на самом пике к ней Жанет однажды подошла. На что ответили глаза.
- Помоги...
- ...
- Я тебя вижу.. вижу свет твоих окон, вижу тени очертанья.. слышу твой дикий стон лезвием лишающий дыхания.. слышу бряз тобой разорванных оков и стук шагов не взирая на страдания..
- Я.. не могу.
- Тогда вырви мне глаза! Вырви!! Что бы кровь от боли в них не стыла, что бы талая слеза отчаяния больше не просила.. Убей же!!! Не мучай больше ты меня!!!
Эти слова разбитыми стеклами впивались в ее спину. Все глубже, с каждым всплеском пробивали, до крови разрывая ее черные крылья, но она не могла.
- Помоги! Помоги!! Помоги!!!
Убивая на половину, так больно самой… Убивать даже не желая этого.

Я проснулась из-за звонка. Это СМС от МТС. Опять что-то предлагают подключить, бесплатная услуга. Так мучает голод, внутри все словно завязано узлом и все туже, и туже его стягивает. Через некоторое время я закрываю свою квартиру с мыслями направленными в соседнюю, закрытую дверь напротив.
- Заснул на посту.
А они просто разбиваются о его дубовую, сильно лакированную дверь, разбиваются беззвучно, сползают по ним, прямо на порог и будут там лежать, пока он или кто-нибудь еще на них не наступит, так и не поняв этого.
Шумная улица, на лицах просто написано, воскресенье, выходной. А мне как-то не по себе, может после вчерашнего, не могу понять. Что-то нужно менять, я уже так больше не хочу, нужно, что-то еще, пусть будет какая-нибудь радость, но что можно придумать. Кроме как снова изменить то, что меня окружает, куда приятнее находиться среди людей, а не грязи. К сожалению, моя квартирка находится именно в таком месте, и мое окно в зале чуть ли не забито досками именно поэтому. Они выходят во внутренний дворик, смотрят прямо на свалку безжизненных тел, у которых никакого будущего, просто ничего, кроме довольствия и смирения с тем, что у них есть. Такие только теряют и никогда не находят. Даже самой от этого становится противно и что самое неприятное, из-за всего этого становишься на них похожим. Врядли я, я сюда переехала из далека, и моя жизнь кардинально отличается от этого, но те, кто подрастает в этом мире. А мне просто неприятно, какой-то осадок остается, когда узнаешь их.
А вот и кафетерий, спрятаться от этой сырости на время. Здесь всегда приятная обстановка, меня уже встречает один из официантов, предолгая позаботиться о моем пальто.
- Здравствуйте, позвольте ваше пальто.
- Здравствуйте, да, возьмите.
Я аккуратно передала его в его руки и присела за один из столиков у окна. Жалюзи были немного приоткрыты, мимо проходили люди, чуть дальше проезжали машины, светофоры, здания, жалюзи.
- Не хочу их видеть, пусть подождут с наружи.
Подумывая, закрываю их совсем и уже начинаю растворяться в теплоте. В кафетерии почти никого, здесь всегда довольно мало людей, возможно из-за таких цен, но мне именно это и нравится, тихо, приятно, тепло. Как раз поправить мое какое-то скверное настроение, какую-то рассеянность, несобранность, просто посидеть за чашечкой кофе, которую уже успела заказать. Довольно редко удается посидеть в свое удовольствие, но вместо этого я начинаю плыть под парусом грусти, куда-то очень далеко...
Полная чашка черного, остывающего кофе и рассыпанный сахар на столе. Что-то сегодня все выпадало из рук, небрежно терялось даже то, чего в них небыло. Сумерки уже заглядывали через закрытые жалюзями окна. Оттуда же доносился шум машин, звуки различных голосов, неравномерное постукивание шагов.
Симпатичная официантка с наклеенной улыбкой подошла и вежливо спросила, не хочу ли я чего-нибудь еще.
- Можно еще одну чашечку кофе?
- Да конечно.
Ответила она и забрала остывший, после чего приятно удалилась.
В этом кафетерии дверь открывалась очень редко, появлялось ощущение, что это одни и те же люди, как-то незаметно отлучившиеся и вновь занявшие свои места, а двери и вовсе не существовало.
- Ваше кофе.
- Спасибо
- Может что-нибудь еще?
Вновь мне улыбнувшись, официантка внимательно ждала ответа, похлопывая своими выразительными ресницами.
- Нет, спасибо.
Аккуратно поцокивая, она подошла к какой-то молодой паре через несколько столиков впереди и так же вежливо заговорила с ними, незаметно меняя пепельницы, а после вновь куда-то удалилась, как она, так и стройные струйки дыма изящно вьющиеся над головами, вроде бы еще недавно присутствующей пары молодых людей.
Начинало темнеть, все отдавалось очаровательной власти ночи и через закрытые жалюзи были видны красные огоньки, собирающиеся строго друг за другом и на какое-то мгновение наступала живая тишина.
- Здравствуйте. Вы будите что-нибудь заказывать?
Мужской, спокойный голос, бережно, словно своей невидимой ладонью поддержал момент тишины, уже вновь погибающий под капотами машин.
- Да, чашечку черного кофе, пожалуйста.
- Чашечку кофе. С сахаром или без?
- С сахаром.
- Хотите что-нибудь еще?
Записывая у себя в блокнотике, выводя синим колпачком почти тоже самое в воздухе.
- Пока нет, спасибо.
Улыбнувшись, он забрал полную чашку еще одного остывшего кофе.
- Один момент.
В кафетерии, потрескивая, начинали загораться лампы, прикрытые специальными фужерами, наполняя помещение мягкостью и комфортом. Маленький фонарик, подвешенный на стене прямо надо мной, создавал тихий, дребезжащий шум и почему-то светился ярче остальных, чего мне совсем не хотелось. Поддаться желанию пересесть за другой столик довольно сложно, совсем не хочется подниматься. Казалось, что с движением моей фигуры весь этот чудный мирок рассыпается и искажается в потоке воздуха, завертевшегося за моей спиной. - Сюда пожалуйста.
Официант как-то очень мягко подошел ко мне, вновь собирая вместе нежеланно испорченную мной атмосферу.
- Ваше кофе.
- Спасибо.
Беленькая, фарфоровая чашечка с темной, жидкой массой, словно цветущие лепестки жасмина дарили аромат свежее приготовленного, крепкого кофе.
- Жасмин, какое теплое слово, а какой ты на вкус.
Прошептав, наклонившись к чашке кофе, случайно обожгла себе губы.
…
Передо мной появляются разные лица, разные сцены, голоса, прямо из темноты сменяют друг друга, соблюдая холодные паузы. Словно, кто-то переключает каналы, просто так. Голоса, лица, смех, эхо, страхи, голод, все это заново возникает, как короткометражные диафильмы. Какой-то ребенок, балуется с пультом, ищет и не может найти. Скачет своим пальчиком по кнопкам, переключая все то, что я давно спрятала в чулан, поместила его на чердак, намертво запечатав двери цепями, оставив половину ключа в замочной скважине, а он медленно проворачивается, кто-то изнутри его медленно проворачивает, так, что из сердцевины начинают выпадать звенья.
- Ты не заметишь, как останешься сама, ты не поймешь, что уже сошла с ума.
Бежать быстрее, я перестаю их чувствовать, мои ноги не чувствуют меня, я не чувствую их. Страхи, они преследуют... Они знают, где меня найти... Нельзя убежать... Нельзя скрыться от них, они больше никому не нужны, никто не защитит и они не злы, они как дети, брошенные дети. Они не знают, что добро, а что зло, они просто хотят вернуться домой.
Голоса
- Почему тебя пугает маска клоуна, ведь она создана смешить?
Маска, кто-то еще говорит, что ужас породили сказки. А я вспоминаю, что со мной происходило, когда я была в бреду.
- Спираль, она ведь движется вокруг тебя, не видишь?
Рука, правая рука, кто-то тянет. Так плохо видно, все искажено, а рука, она такая тяжелая и огромная, ее приходиться тащить за собой в то время, как что-то происходит вокруг. Что-то присасывается к одной стороне моего тела, к одной стороне моего сна и тянет его куда-то вместе с половиной меня, я чувствую это.
Голоса
- Остановите Землю, я сойду.
Смех, который не всегда приятен, потеряна, как этот смех живущий в темноте, не принадлежащий никому, я не знаю чей он, но кто-то смеется, балуется с водой.
Омут, я всегда боялась воды, но я так часто была с ней рядом и сейчас, смотрю в нее. Такая темная, а что там, внизу, ведь там что-то есть, что-то должно быть. Не страшно, когда видишь то, что связывает с чем-то еще. Страх, он ужасен только когда остаешься с ним наедине.
Голоса
- Не бойся, это ил, вода на самом деле чистая.
Нет, достаточно, нужно вернуться. Она уже не такая. Водоросли, они скрываются в глубине, они там прячутся в темноте. С первым вздохом страха, начать боятся того, что эта тоненькая пленка под моими ногами не выдержит меня и я упаду, прямо туда, окажусь в воде, в этой пучине, этот тихий ужас в голове, она не даст мне шанса. Мне, той, которая никогда не сдаётся, она заберет. Я начинаю чувствовать босыми ногами, какая она холодная, мокрая.
- тише...
Туман, потеряла берег, держаться равномерно распределяя шаг, мой страх возбуждает ветер, возбуждает волны, они чувствуют его.
- тише...
Стоит только порвать одну из них, ту, которая будет больше этих, что уже окружают меня. Но я потеряла его, мой берег.
- тише...
Вокруг одинаковое, замкнутое пространство, не отпускает. Идти вперед, осторожно, держать себя в руках, идти вперед, но прошло гораздо больше времени, а вокруг все та же поглощающая взгляд глубина. Ветер усиливается, все вокруг оживляется и становится еще более настоящим, шелест камышовых зарослей где-то в стороне, все громче, порыв холодного ветра заставляет шуметь их все громче. Проводит своей рукой по длинным, торчащим из под воды макушкам, сразу по всем, одним махом, громкий шелест… волны подступают… чернота в глубине и мокрый холод под моими босыми ногами.
Голоса
- Она утонула. Рыбаки нашли ее далеко от берега, запуталась в сетях.
Я вижу себя на берегу, вижу тех, кто смотрит на меня, не пытается спасти. Но ведь я даже не умею плавать. Стойте! Я еще здесь!
Голоса
- Тонут только те, кто умеет плавать. Другие этого не достойны.
И они разошлись, просто оставили меня лежать на берегу, просто оставили на мокром, рыхлом песке, как будто ничего небыло... уже забываю про них...
Сироты, у них есть дом, это яркий очаг, который согревает их сердца, но он голоден, как и любой огонь. Ложь, она сгорает в нем, она горит, я знаю это. Этот огонь может сожрать меня, если он будет голоден, этот огонь может поглотить меня, если дать ему слишком много.
Голоса
- Сожрать – возможно, бранное слово, если речь идет не о животных.

Будильник пытается мне что-то сказать, ему так хочется, что он просто не может устоять на месте и нервно прыгает по тумбочке, но его почти не слышно. Охрип, бедный, он такой старенький. Слышен только его дребезжащий топот, его маленьких ножек, так старается, а я никак не могу сообразить чего ему от меня нужно, но он не сдается, такой настойчивый и упрямый срывается с края и ударяется об деревянный пол и там, наконец, его буквально пробивает так, что он из-за всех сил начинает кричать благим матом на своем языке. Как хорошо, что я его не понимаю, но я вздрогнув сразу открываю глаза.
- Опаздываю.
Этот нервный оказывается на полу, дергается и трезвонит, что есть сил, заползая под диван, похоже он даже не хочет успокаиваться, ведь он так долго молчал. Я уже и забыла, как он работает. Чего он вдруг одумался, не поднимаясь, чуть сползла, что бы его подобрать. Эх, были бы у тебя мозги вместо шестеренок ты бы хоть знал, что я последнее время не работаю. Шесть утра, а сна ни в одном глазу, свое дело знает. Ладно, коль проснулась, немного повалявшись, я все же неохотно встала и побрела выполнять утренние процедуры.
За кружкой чая, начинаю окончательно просыпаться от сна и задаваться вопросом, чем заняться сегодня. Похоже, желание удовлетворить себя бездельем, мной выполнено на все сто. Времени должно быть уже около восьми, поскольку шумная жизнь вновь закопошилась, все должно быть опять роятся как пчелы. Наверно и мне нужно вернуться к этому образу жизни. Найти более живую, интересную работу, а может быть поехать куда-нибудь, да пожалуй, это было бы не плохо. Меня довольно сильно привязала вся эта жизнь, я так этого не люблю, долго быть на одном месте и топтать, топтать, топтать. Нет, это не для меня. Вот, пожалуй и решено, если пригреет сильнее снова пока этому дому.
Мобильный телефон начал подавать признаки жизни. Это Макс, или Трель, как его называют в более узких кругах из-за его манеры быстро говорить, когда он нервничает, но он вовсе на это не обижается. Познакомились с ним, сравнительно не так давно, энергичный, добрый и веселый человек принявший все свои комплексы, объявивший войну скучным дням и плохим настроениям.
- Доброе Макс.
- Дарова! Как там?
- Все хорошо.
- Заходи сегодня, если не занята, два дня гудеть будем.
- Я же не пью Макс, забыл что ль?
- Так и я не пью! Совсем, кхе-кхе.
- Мы тут все не пьем! - доносится чей-то голос – Репетируем!
- Давай короче, пиво тоже есть, я же знаю.
Все не так… быть среди них одной и улыбаться, стоит ли идти. Задорно, весело, но мне это никогда собственно не нравилось в полной мере, так, как это воспринимают они, я все вижу совсем по-другому. Я голодна ими, я жажду иного.
…
Кончено я пошла, на то было несколько причин, я часто присутствовала и не только при таких сборах, и не только с этими людьми, но это ничего не изменило и не могло изменить, я просто получила небольшую дозу удовольствия, но слишком маленькую для того, что бы удовлетворить себя.
…
Всего двое, я и этот холодный, искусственный свет фонаря, пробивающийся через щели забитых окон. Ему наверняка хотелось бы сейчас оказаться там, вне этих безобразно расписанных, живым клубком нервов, стен.
Испуганный самим собой голос все же ожил с трудом отпуская несколько слов, роняя, почти шепот в непредсказуемую тишину.
- Кто-то в камине.
Мысли - ловчие страха, тонули в глубокой тишине, увядали в не оправдывающем себя ожидании. Стоять, во весь рост, по середине комнаты, в остро заточенных полосах света и не пошевельнуть ни пальцем, так тихо и искусно претворяться чем-то неодушевленным, что даже забываешь сделать еще один вздох, вкушая сердцем бегущую кровь в избытке разбавленную адреналином.
Бесконечность, темнее самой золы, таилась в каменной пасти и ждала прямо передо мной, перед недвижимой скульптурой с оцепеневшими суставами, ждала под пристальным внимание уже стеклянных зрачков. Теперь только я, наедине с чьим-то, тяжелым дыханием, но не моим.
Слишком громко, становится слишком громко для меня. От стука сердца содрогаются стены, слабый потолок испускает струи легкого песка льющиеся мимо застывших глаз, вибраций не выдерживает легкая пыль, скопившуюся на потревоженные безделушках, что оставлены на пустых книжных полках вокруг меня.
- Немного тише, прошу.
Все громче, все сильнее. Моя тень становилась значительно тяжелее и больше меня самой, прикасаясь, с треском проламывала встроенные в стену деревянные поверхности, толкала собой безобразно расписанные ужасом стены. С каждым ударом, она становилась все больше, все тяжелее, все дальше раздвигая, но даже она была не в силах тронуть заточившую в себе бездну, беззвучно, смиренно тонула в ее темноте и я чувствую, как кто-то из глубины бросил на меня свой истерзанный голодом взгляд.
Было достаточно одного лишнего движения, для того, что бы развязать прошитые уста безумной паники, томившейся в развивающемся внутри страхе. Одно ее змеиное слово, легко просочившееся сквозь хрупкую корку головного мозга сделало брешь, заполнив и задушив собой, то немногое обладание, что укрылось глубоко во мне. Огромный поток мыслей, темной стаей птиц с тысячью загнутых клювов по кускам вырывал части, которые значили бы для меня хоть что-то и я разбивалась о надписи на стенах. “тебе не уйти”
…
Сегодня я встала с одной мыслю, пора, пора уезжать.
Я встретила соседа спускаясь по лестнице, я встретила знакомых на улице и я жила, жила этим. Купила один проезд в метро, и стала на эскалатор, прошла мимо сотен спин, лиц, жизней. Стала рядом с дверью и как-то жила предвкушением, этим шумом метро, словно жизнь в моих венах бурлила именно с такой скоростью, именно с таким шумом. Чему именно я радовалась, я не смогла бы ответить, но я наслаждалась настоящим, а не будущим. После выхода несколько шагов, и движущиеся ступени поднимают меня вверх, туда, где начнется еще одна жизнь и возможна эта будет лучше и удачнее предыдущей, что остается позади, что с каждой секундой все дальше и дальше от меня. Яркие цилиндрические лампы светили мне прямо в глаза, проезжая мимо, я двигалась вперед, это так приятно. А потом я увидела его, того, кто не должен был встречаться со мной снова, того, с кем я попрощалась, кто оставил себя на стекле. Он был на другой стороне, двигался на встречу, я не прятала себя, я уже знала, что он меня заметил, просто стояла и смотрела на то, как его зрачки следят за мной, на то, как заблестели его глаза, смотрела на его боль, на то, как он разваливается, словно игрушечная кукла, разваливается на части, держась за перила, становится на колени и снова умирает, отводя свой взгляд. Я не знаю, что от него доехало до самого метро, я не знаю, что было там внизу, я не знаю, что с ним сейчас и мне не нужно это знать… я уезжаю.

Hunter