Он любил и ненавидел,
душу продал и забыл,
Он погибель свою видел,
но не плакал и не выл;
Он смотрел в глаза той бездне,
что манила за собой,
Не вздыхал он и не грезил,
просто был самим собой.

В мертвый час, среди забытых,
покалеченных войной,
Средь времен, сердец разбитых
не был он самим собой,
Он вздыхал, сжимая крепко
старый меч свинцовой тьмы,
Воздух рассекал и метко
пробивал и сталь брони,

И немую гладь доспеха,
зачарованного льдом.
Шаг за шагом, век за веком
он шел следом за огнем,
За войной, за вечной схваткой.
Он на стороне был тех,
Кому сталь была не сладкой,
кому с верой быть не грех!

Хлад внутри… галантный рыцарь,
что ты сделал над собой?!
Стоит знамени лишь взвиться
и простор души родной
Вспоминается, и в битву,
с сердцем лишь, но без души,
С неоконченной молитвой,
встань огонь! За мной иди!

Мертвой хваткой роковою
мира плоть грызут огни,
Над свободною душою
уж не властны и они.
Ну а сила тех героев,
не в победах лишь одних.
Подниматься вновь и с боем,
за свободу, за троих!

Его называли еретиком,
На деле все было не так.
Для Веры он был лишь врагом,
Теперь - обозренье зевак.

«Святую» ложь не бросает народ,
\"Будь проклят\" - кричали они.
А он улыбался и молвил: \"Вот-вот.
Зажгите скорее огни!

Запомните слово мое на века -
Дни ваши уже сочтены.
И вера ваша в вас не крепка.»
И стали безмолвны они.

И вышел вперед инквизитор хмельной,
И прокричал он: «Молчать!
Мы даже оставим тебя с головой,
Коль сможешь Христа ты признать!»

«Я духом не беден» - сказал еретик. -
«И хватит твердить про Христа
И Истины вам, меня не лишить,
И как меня носит земля?»

Он усмехнулся, улыбку его
Увидели тысячи глаз.
И было в глазах удивленье одно.
Он молча продолжил свой сказ.

«А люди - больной , угнетенный народ
Придумали веру свою.
Крещенье прошло лишь огнем и мечом
И я правоту отстою.

Вы все неудачники, либо слепцы,
Каких, правда, много везде.
Призрачный рай сулят божьи отцы,
Вы верите, только не мне.

Подумайте! Дети умнее всех вас!
Вы веру вбиваете силой.
И я говорю сейчас без прикрас,
Так как ногою в могиле:

Любой человек поклоняясь богам
На деле сам богу подобен
Сломайте вы этот уродливый храм
Ведь он для костра только годен…

Я умираю, но вас не виню –
Слепое орудие силы.
И пусть мой разум предастся огню –
Мне избавленьем могила!»

Он рта не раскрыл, он молча стоял,
Но слышали все его речи.
А тот инквизитор от злости стонал,
И подносил к нему свечи.
И вспыхнули свечи небесным огнем,
И запылало кострище.
Никто не сказал уже плохо о нем,
Ведь слышали все его мысли.

«Так-так, - инквизитор сказал. - Вот и все!
Пора тебе с жизнью прощаться!
Иль может ты хочешь, не поздно еще,
В своем черном деле сознаться?»

«Не улыбайся, - сказал еретик. -
Тебе улыбаться не стоит.
Как только уйдет в небеса мой лик,
Ты будешь навечно проклят…

Но я не виню не тебя, не людей,
Такое уж выдалось время,
Не видите вы, что средь вас черный змей,
А смерть ничего не изменит»

«Не спасешь свою шкуру, отродье ты зла,
Хоть что говори ты народу!
Вера моя, говоришь, не крепка?
Ты смотришь в огонь или воду?»

«Я в души смотрю, - отвечал еретик. –
Твоя – словно хворост сгоревший.
И я не молю спасенья у них,
И я не молюсь, хоть я грешен.

Кому суждено гореть на костре,
Поверь, не утонет однажды.
И в воду одну не тебе, и не мне
Попасть невозможно уж дважды.

А вера твоя могла быть крепка,
Но я вере твоей не подвластен.
Ты можешь убить мою плоть до конца,
Но над духом моим ты не властен.

Сейчас я умру, но я скоро вернусь,
В обличиях тысяч таких же.
И еретиками я назовусь.
И они подойдут еще ближе

К корням того страха, что в душах у вас,
Что держит вас, как в заточении.
Вы, может, поймете, но не сейчас,
Каково ваше предназначенье.»

И он замолчал, хоть и молча стоял,
И скрылся в огне беспощадном.
Он тихо, беззвучно тогда умирал,
На казни красивой, парадной.

И синим огнем полыхнули костры,
А с неба закапали капли,
И были солены на вкус все они,
Как будто из моря взятые.

Но то не морская вода лишь была,
То слезы горючие были.
И вышел он целым тогда из огня,
И улыбнувшись лишь, сгинул…

Время стирает грани
Между прошлым и тем, что грядет.
Время способно ранить,
Оно породило – оно и убьет.
Но есть на планете две силы,
Для них время течет стороной.
Одних они ведут в могилу,
Других ведут в вечный огонь.
Время – оно быстротечно
Не властен над ним человек.
Время течет бесконечно
Человек живет только век…

Война никогда не меняется,
Война всегда одна.
В памяти война не стирается,
Пусть проклята будет война!
Война убивает время,
Война убивает людей.
Война – тяжелое бремя
Для земли и для матерей.
Но война жить будет вечно,
Пока есть на Земле человек.
Война живет бесконечно,
Человек живет только век…

Любовь никогда не меняется,
Любовь всегда одна.
Любовь не забывается,
Даже если вокруг война.
Даже если вокруг только пламя,
Даже если повержен твой стяг,
Если любишь – поднимешь ты знамя,
Если любишь – вернешься назад!
Над любовью не властна вечность.
Любовь есть, пока есть человек.
Любовь живет бесконечно,
Человек живет только век…

Проклятый всеми, вечный раб
Немой системы беспристрастной,
Владевший устной серой властью,
Ничтожный червь в чужих руках.
Суровой совести смотритель,
Кующий судьбы под залог,
Но для себя простой обитель
Судьбы он выковать не смог.

Глупец! Он верил в справедливость,
И слишком долго верен был,
Тому, о чем совсем забыл,
И вот теперь попал в немилость!
В бескровной битве двух сторон
Хотел он верен быть обоим,
И лишь пока не грянул гром
Не знал он сколько это стоит.

Он на границе двух высот,
Между собой не совместимых,
Страданий и исканий мнимых,
Правды нигде он не найдет.
Он жил во споре двух законов –
Врагов двух вечных, разных сил.
И вопреки любых канонов
Он их в себе объединил.

Он на защиту стал неверных,
И правым он служил щитом.
И вечным праведным огнем
Душу сжигал одним из первых!
За это он и поплатился!
Системе ненавистен стал.
В поток людей пытался влиться,
Но больше он не правит бал!

Таких система ненавидит,
Он вне законов ее встал.
Вне судьбоносных двух держав,
Врага в системе он увидел.
Он встал с колен один за всех,
Еретиков и правоверных.
Он взял святой, но черный грех,
И поднял меч на незабвенных.

Он бился миг, один за всех,
И против всех он бился тоже.
Жизнь не была ему дороже,
Чем правый, неподъемный грех.
Перебороть не смог систему,
Да и не мог. Никто б не смог.
Судьба пошла против неверных,
А вот судьбе не прекословь.

Не прекословь Судьбе всевластной,
Она все видит и не ждет
Подарков. Время лишь пройдет
И Суд устроит беспристрастный.
И он суда не избежал.
Народ ему был прокурором,
А адвокат смотрел с укором
И что сказать в ответ не знал.

Лишь воля с гордостью остались
В его душе. Он мертв для всех.
Живым он погребен за грех,
Что несть не многие пытались.
Для всех, но лишь не для себя.
На верный путь он сам решится;
Когда он выйдет из огня
Живым, народ не удивиться.

И лишь могилу углубят
И еще глубже закопают.
За что с проклятием рождают
На смерть обреченных котят?
Он взглянет ввысь в немые тучи,
У них все просто должно быть.
И град пойдет с небес колючий.
Он не умрет, он будет жить.

За смертью посылал гонца
Век проживший король.
Давно он жизни ждал конца,
Но получал лишь боль.

Он с болью по утрам вставал
И с ней ложился спать,
Он с болью ел и с болью спал,
Не мог без боли лгать.

Но весть приходит через год
От нашего гонца,
Что скоро к королю придет
Смерть в образе свинца.

Записка сожжена до тла,
Но не прошло и дня,
Как пуля найдена была
В груди у короля.