Реджиналд Каллендер сидел в дядюшкином кабинете, и на столе перед ним стояла последняя бутылка бренди из запасов дяди. Реджиналд по прежнему считал то немногое, что у него еще было, дядюшкиным, поскольку самому ему в наследство не досталось ничего. Из дома уже вынесли почти все, что оставалось. Обстановку продали торговцу мебелью, чтобы добыть хотя бы немного наличных. У Каллендера не было способностей ни к какому делу, он только понимал, что его обвели вокруг пальца, но ему было уже все равно. Работники, выносившие проданную мебель, оставили ему его кровать да еще убранство вот этой комнаты, где он прятался, пока опустошали дом, принадлежащий ему по праву рождения.
Он совершенно не представлял, который час. Тяжелые бархатные шторы не давали проникнуть в комнату солнечным лучам, а дядюшкины часы он уже успел заложить, как и все остальные вещи, вытащенные из гроба. Выгода от совершения преступления, если его все же таковым считать, оказалась для Каллендера огорчительно малой. Он налил себе еще. Бокал был грязный, бутылку, долго хранившуюся в погребе, покрывал слой пыли. Он лишь терялся в догадках, как же чистят такие вещи. Это, как и загадочные процессы приготовления пищи и стирки одежды, было для него так же неведомо, как тайна загробной жизни. Он умел только курить и браниться, напиваться и мечтать, но даже из этих занятий на два требовались денежные средства, которыми он не располагал.
А в мечтах, как бы его это не бесило, ему виделась Салли Вуд. Он проклинал себя за это. Отныне, памятуя о собственной выгоде, он должен, как никогда, плясать на задних лапках перед Фелицией Лэм, в чьих изящных ручках, несомненно, находилась теперь его судьба. И все же в сумерках перед его глазами возникало лицо Салли, и ее глаза с тяжелыми веками, ее пухлые губы привлекали его не столько красотой, и тем более не искренней любовью, но тем ощущением власти, которое наполняло его, когда она стонала в его объятиях. С ней он мог бы снова почувствовать себя мужчиной, а не дрожащей тварью, насквозь пропитанной алкоголем, – а именно таким он становился, видя, как ускользают от него его невеста и его состояние. Все же пойти к любовнице означало рискнуть всем остальным, так что он предпочел вместо этого выпить еще бокал.
Бутылка чуть не выпала из его дрожащей руки, когда он услышал громкий стук, раздавшийся в доме. Он так и оцепенел на стуле, ошеломленно теряясь в догадках, но тут звук донесся снова, и он понял, что кто то громко стучит на улице в его дверь. Сначала он решил не обращать на это внимания, но посетитель был так настойчив, что Каллендер наконец заставил себя подняться и на отказывающихся подчиняться ногах спуститься в холл. Пустой дом, лишенный привычного убранства, напомнил ему жилище Себастиана Ньюкасла, и Каллендер почти не удивился бы, увидь он на крыльце зловещего медиума со шрамом на лице.
Но у входа стоял незнакомец, полный, краснолицый тип с седеющей шевелюрой, одетый по моде десятилетней давности. Кроме того, сшито все это было на человека значительно более стройного. В левой руке он держал небольшую дорожную сумку, а правой как раз собирался снова постучать, и тут Каллендер распахнул тяжелую дубовую дверь.
Двое уставились друг на друга сквозь туманную серую дымку – Каллендер с трудом догадался, что на улице сумерки, – и незнакомец наконец заговорил:
– Реджи?
Каллендер был еще не настолько пьян, чтобы позабыть собственное имя, так что из этой реплики не извлек для себя ничего интересного.
– Как меня зовут, я, черт возьми, знаю, сэр, а вы то кто такой?
– Ты не узнаешь меня?
– Я же уже сказал, чтоб вам неладно было! Проваливайте!
Человек, стоявший среди тумана, выглядел теперь искренне обиженным.
– Я же твой кузен! – воскликнул он. – Найджел! Найджел Стоун!
Каллендер покачнулся в дверном проеме и заморгал, глядя на посетителя.
– Стоун? – Из Индии?
– Правильно. Вот я и вернулся наконец. Как там дядя Уильям?
– Умер.
– Умер? О боже. Мои соболезнования.
– Да, – сказал Каллендер. – Что же, заходи.
Каллендер, пошатнувшись в дверном проеме, неуверенно шагнул назад в дом. Кузен последовал за ним, и Каллендер наконец заметил, что в доме царит непроглядная тьма. Найджел Стоун с минуту молча осматривался.
– Послушай, приятель! Здесь же остались только голые стены!
– Да. Да. Это все слуги.
– Слуги?
– Они самые. Слуги. Пока я был на похоронах, они и их сообщники обобрали весь дом и все вывезли.
– Господи! Что же за твари эти слуги! У нас там были такие темнокожие типы, за которыми нужно смотреть соколиным глазом, а иначе обворуют. И останешься гол как сокол, да? Почти скаламбурил.
– Мне не смешно, кузен.
– Ну да, конечно же, прости.
– Пойдем лучше в кабинет. Следуй за мной, сюда. Первым, что бросилось в глаза Стоуну в этой комнате, была бутылка бренди, по обеим сторонам от которой горели две свечи, прилепленные воском прямо на столешницу массивного стола. Каллендер уселся на стул, стоявший за столом, и поднял бокал. Он так торопился занять место, что неучтиво позабыл предложить сесть кузену.
– Скажи мне, кузен Найджел, как идут дела в Индии?
– Не особенно удачно, к сожалению. Поэтому дядя Уильям и вызвал меня сюда.
– Да? Но насколько все плохо?
– Просто отвратительно, если хочешь знать, дорогой приятель. У меня нет ни фартинга.
– И не осталось совсем ничего? – спросил Каллендер. Глаза его блеснули в свете свечей, и он осушил бокал.
– Есть несколько ящиков с тканью, они прибыли на моем корабле. Их должны доставить сюда утром, но это все, что мне удалось спасти. Все до последнего пенса потратил на обратную дорогу. Ах нет, вру. У меня еще есть полкроны. Видишь?
– Да ты просто болван!
Каллендер выскочил со стула и через стол схватил Стоуна за воротник. Он потащил кузена на себя, так что погасла свеча, а бутылка полетела на пол и разбилась. Стоун сначала от потрясения только замычал, но когда его стали бить об столешницу, старший из кузенов вырвался и оттолкнул пьяного агрессора так, что тот полетел в другой конец комнаты. Каллендер упал на пол и так и остался лежать, закрыв лицо руками и всхлипывая.
Его кузен стоял, опираясь на край стола, и тяжело дышал. Ему очень хотелось выпить, и он жалел, что бутылка разбилась.
– Все равно она уже пустая, – пробормотал он. – Послушай, Реджи! С тобой все в порядке?
Он неуверенно направился к телу, трепыхавшемуся на ковре.
– Это же не моя вина, на самом деле. Так сложились обстоятельства. Ты же понятия не имеешь, что там творится. То бунты, то грабежи, то убийства. В этой стране кругом одни сумасшедшие и фанатики. Мне еще повезло выбраться оттуда живым!
Каллендер вдруг сел на полу, так внезапно, что его кузен отпрянул.
– Какое мне дело до твоей жизни? – завопил он. – Мне деньги нужны!
– Как это? О чем ты говоришь, старина? Ты то, должно быть, купаешься в золоте. Ты же его наследник, верно? Мне, я не сомневаюсь, он не оставил ничего, я же принес ему такие убытки!
Каллендер как то странно посмотрел на Стоуна.
– Что? Его наследник? Ну конечно же, я его наследник. – Он гаденько хихикнул. – Но деньги… деньги я еще не получил. Эти проклятые стряпчие все затягивают, так что я смогу хоть что то получить только через несколько недель. Ты же видишь, в каком я состоянии.
– Ты и правда выглядишь не очень хорошо, дорогой приятель, – сказал Стоун, помогая Каллендеру снова сесть на стул. – Мне грустно все это слышать, понимаешь. У нас обоих такие неприятности. А я так надеялся, ну, что смогу здесь немного пожить, пока не удастся снова встать на ноги, и вот… Я могу дать тебе взаймы полкроны…
Оба кузена рассмеялись, Стоун с искренним весельем, Каллендер – хрипло и с горечью, которая послышалась и в предложении, которое он затем сделал:
– Думаю, ты можешь у меня остаться, кузен, если готов обходиться малым.
– Обходиться малым? Да я только этим и занимался последние десять лет. Мы же отлично поладим, да? Так что выше голову! Все же решится через несколько дней.
– Дней? – спросил вдруг Каллендер. – А какой сегодня день? И который час?
– Что? Сегодня четверг, да. А на последних часах, мимо которых я проходил, было шесть с небольшим, по крайней мере, насколько мне удалось разглядеть в этом чертовом тумане.
– Четверг, шесть часов! Проклятие! Через час я должен ужинать с моей невестой.
– С твоей невестой! Да ты везунчик. Подумать странно, я вот тебя застал в таком состоянии. – Стоун замолчал и подверг кузена внимательнейшему рассмотрению. – Знаешь ли, старина, ты сейчас не готов встречаться с леди, что там, даже и с констеблем. Тебе надо по крайней мере умыться и побриться.
– Побриться? – рявкнул Каллендер. – Такой то рукой? Проще сразу перерезать себе горло, и все.
Он протянул руку к лицу Стоуна, и тому стало видно, как дрожат у кузена пальцы.
– Понятно. Это у тебя трясучка. Что же, мы найдем другой выход. Я, пожалуй, с работой брадобрея справлюсь, и у меня в сумке лежит бритва. Вода у тебя есть, да? И полено в камин. Мы должны вернуть тебе бодрость духа, кузен. Я намерен потанцевать у тебя на свадьбе.
– Если свадьба будет.
– Что? А тут не все гладко?
– Весьма и весьма. Я почти что боюсь потерять ее. Этот чертов спирит!
– Неужели? Кто то пытается ее у тебя увести? Мы этого не допустим.
– До этого, как мне кажется, дело не дошло, – сказал Каллендер. – Пока не дошло, по крайней мере. Но он в некотором роде имеет над ней власть, забивает ей голову историями о привидениях, духах и потусторонних мирах. Я не знаю, как с этим бороться, но чувствую, что из за него она переменилась.
Каллендер и представить не мог, что лицо Найджела Стоуна способно принять настолько мрачное выражение.
– Плохи дела, – сказал Стоун. – Худо, когда балуются с духами.
– Ты то об этом что можешь знать? – с издевкой спросил Каллендер.
– Я не зря провел десять лет в Индии, кузен. Пусть я и не заработал на этом денег, но зато кое что узнал. Вся эта страна так и кишит всякими суевериями, но кое что может быть и не просто пустыми предрассудками. Люди с ума сходят, все потому, что верят в призраков и демонов.
Они убивают друг друга и самих себя, а некоторые становятся жертвами чудовищных заклятий.
– Чепуха.
– Вовсе не чепуха, скажу я тебе! Такие вещи действительно случаются, кузен, но даже если бы их и не было, уже от одних только мыслей о них душа и тело могут пострадать самым ужасным образом. Мы должны как то помочь этой девушке, пока еще не поздно.
– Тогда это сделаешь ты, – сказал Каллендер. – Когда я пытаюсь об этом говорить, она только смеется надо мной. – Он помолчал, разглядывая Стоуна с внезапно пробудившимся интересом. – Смотрю на тебя, и кажется, что от хорошего ужина ты бы не отказался.
– Это верно.
– Тогда составь мне сегодня компанию, а? Посмотрим, может, тебе и удастся выбить у Фелиции из головы эту ерунду, пока не поздно. А я всегда лишь достаюсь на растерзание ее несносной тетке.
– Так у нее есть тетя?
– Да. Это старая дева, она примерно твоего возраста, кузен, но ни о чем таком даже и не думай. Она совершенно несносна. Занимайся племянницей. Но, пока мы еще здесь, ты помнишь, где расположен винный погреб дяди Уильяма?
– Где то внизу, да?
– Вот что я придумал. Спустись за бутылкой портвейна, а? А потом очередь дойдет и до камина, воды и бритвы, как ты считаешь?
– Как скажешь.
Найджел Стоун на мгновение замялся, поскольку Каллендеру вино было уже явно ни к чему, но пришел к выводу, что самому ему не помешает капельку выпить, и это послужило достаточным оправданием для похода в погреб. Оглянувшись напоследок, он приступил к выполнению первого из заданий.
Стоун взял на себя роль бесплатной прислуги обедневшего кузена, надеясь при этом, что родственник вскоре станет богат.
Во время ужина, который мог бы получиться очень приятным, Стоун упорно твердил самому себе, что та малая толика спиртного, которую они распили с кузеном, не сыграла почти никакой роли. Реджиналд Каллендер, наливавший себе из каждого графина, попадавшегося ему на глаза, напился в стельку и вел себя все более и более сумасбродно, что мешало Стоуну в полной мере насладиться едой, напитками и общением.
Фелиция Лэм показалась Стоуну хорошенькой, как картинка, но при этом и не более, чем картинка, общительной. А вот тетя Пенелопа, бойкая дамочка, похожая на птичку, не только следила за тем, чтобы его тарелки и бокал не оставались пустыми, но и из вежливости, а может, и благодаря своему отличному вкусу не оставляла без внимания ни одного его слова. Для человека, долго прозябавшего вдали от изысканного общества, встретить за ужином такую даму было огромной радостью, а обстановка оказалась воплощением его мечтаний о роскоши, которой он в доме дяди Уильяма не увидел. Стоуна тянуло на откровенные разговоры, но он не забывал и об обещании, которое дал кузену.
– Как я понимаю, вы интересуетесь спиритизмом, – сказал он Фелиции.
– Да, – спокойно ответила она.
– Не приходило ли вам в голову, что это может быть опасно?
– Опасно? Чувствуется, что вы в родстве с мистером Каллендером, сэр. Я отказываюсь признать, что в моем стремлении к познанию таится угроза для меня.
– Отказываетесь? Возможно, вы и правы. Мне не хотелось бы возражать леди, но я в Индии повидал кое что такое, отчего любой станет осмотрительнее. Да и любая тоже.
– Расскажите же нам об этом, мистер Стоун, – проворковала тетя Пенелопа. – Это должно быть очень увлекательно.
– Да, – вмешался Каллендер. – Еще и познавательно. И ты послушай, Фелиция.
Было заметно, что его невеста напряглась, видя, как он неловко наливает себе еще бренди. На скатерть попало не меньше, чем в его бокал.
– Так вот, – смущенно начал Стоун, – Мне не хотелось бы придавать всему этому излишнюю важность. Кое что из того, что там творится, просто шутовство, наверное. Вот, например, подбросят в воздух веревку, а потом по ней залезают вверх. И в этом нет ничего дурного, если, конечно, веревка не порвется, да? – Он засмеялся, но присоединилась к нему лишь тетя Пенелопа. – Мне кажется, что это не более чем фокус. Я хочу сказать, что некоторые, начав с таких вот штучек, переходят к другим вещам, которые могут оказаться весьма опасными. Они решают, что им помогают их боги, ну или духи, и спокойно расхаживают по раскаленным углям и ложатся на скамьи, утыканные железными шипами. Своими глазами видел! Похоже, что эти люди остаются невредимыми, но что будет, если что то пойдет не так? Если духов не окажется поблизости, когда этот тип решит прилечь вздремнуть? Что тогда?
– Меня определенно не интересуют железные шипы, мистер Стоун, – сказала Фелиция.
– Конечно, моя милая юная леди, не интересуют, я и не сомневаюсь. Но и этих людей когда то шипы не интересовали. Понимаете, к чему я веду? Никто не рождается с такими мыслями в голове, но потом некоторых постепенно к этому подводят.
– Он прав, Фелиция, – сказал Каллендер. Говорил он невнятно.
Она не удостоила его своим ответом.
– Так, значит, такие вещи случаются на самом деле? – спросила тетя Пенелопа.
– Откуда мне знать, черт меня побери. Ах, простите. Собственно, я имею в виду, что не так и важно, случается это или нет, поскольку есть люди, которые в такие вещи верят. Взять, к примеру, душителей.
– Душителей? – заинтересовалась тетя Пенелопа. – Это какие то чудовища?
– Всего лишь люди, но я полагаю, что их можно назвать и чудовищами. В эту секту убийц входят мужчины, женщины и дети. Целые семьи, целые деревни, а может, и целые города, и все помешались на своей вере в духов мертвых и в какую то богиню, которая толкает их на убийства. Они нападают на путешественников. Однажды уничтожили большой караван, в котором и я бы находился, если бы перед этим не приболел; он будто сквозь землю провалился. Лорд Бентинк, как я слышал, повесил немало этих душителей, но их, можно не сомневаться, осталось еще больше. Вот что бывает, когда слишком много думают о мертвых!
– Я всего лишь хочу научиться у мертвых их тайному знанию, – сказала Фелиция, – а не приумножить их ряды.
– Мертвые ничего не знают! – проревел Каллендер. – Учись у меня! Жизни!
– Право, Реджиналд, – спокойно проговорила Фелиция. – А учиться надо на твоем примере?
– На примере? А какой пример подают мертвые? Лечь и умереть самой, так я понимаю? – Каллендер, пьяный и рассерженный, уже начал подниматься со стула, когда тактично вмешалась тетя Пенелопа.
– Прошу вас, мистер Каллендер. Давайте дослушаем мистера Стоуна. И ты помолчи, Фелиция. Неучтиво пререкаться с гостем, который проехал полмира, чтобы рассказать нам о своих приключениях. Продолжайте же, мистер Стоун.
– Благодарю вас, милая леди. Я хотел сказать, что если духи существуют и нам удается их вызвать, то неизвестно, что из этого выйдет. Если есть духи, то некоторые из них наверняка злые, вам не кажется? В Индии ходят легенды об одном злом духе. Его зовут Байтал, или Ветала, что то в таком роде. Он каким то образом проникает в трупы и заставляет их двигаться И вытягивает жизненную силу из всякого живого существа, к которому прикасается. Что, вам хочется вызвать что то подобное? А получится ли уложить его потом обратно?
– По описанию похоже на вампира, – предположила Фелиция.
– На вампира? А, вы имеете в виду ту старую книгу, написанную лордом Байроном. Я читал ее мальчишкой. Волосы дыбом вставали. Мне кажется, там почти о том же.
– Простите, я вам возражу, – сказала Фелиция чрезмерно любезно, – «Вампира» написал врач лорда Байрона, доктор Полидори. Я знаю одного джентльмена, который был знаком с ними обоими.
– Да? Вы, без сомнения, правы. Я не особенно разбираюсь в литературе.
– Она слишком много читает, – пробормотал Каллендер, но на него никто не обратил внимания.
– Или взять, к примеру, расхитителей гробниц, – продолжал Стоун.
– Кого? – возмутился Каллендер.
– Расхитителей гробниц. Не таких, как у нас здесь, не простых кладбищенских воришек. Индийские расхитители гробниц – это такие твари, которые раскапывают могилы и поедают то, что в них находится.
– Какой ужас! – Тетя Пенелопа жизнерадостно вздрогнула.
– Конечно же, мы и сами едим мертвых существ, не так ли? Я надеюсь, что барашек, из которого приготовлено вот это великолепное блюдо, погиб не зря, а?
– Ах, мистер Стоун, – засмеялась тетя Пенелопа. – Какой же вы нехороший, нехороший человек.
– К чему все эти разговоры о расхитителях гробниц? – Реджиналд Каллендер уже стоял, держа в руке бокал, до краев наполненный бренди. – Видите, чем она занимается? – крикнул он. – Она превращает всех нас в расхитителей гробниц! – Он резко повернулся к Фелиции и расплескал бренди прямо на ее платье.
– Проклятие! – воскликнул Каллендер, схватил салфетку и энергично приложил ее к корсажу своей невесты.
– Руки, сэр! – закричала Фелиция.
– Мистер Каллендер! – ахнула тетя Пенелопа.
– Вот так раз! – произнес Найджел Стоун. Фелиция Лэм вскочила и подобрала юбки.
– Мне кажется, нам всем пора уже быть в постели, – сообщила она. Ее лицо, обычно бледное, сейчас порозовело.
– Отлично! – проревел Каллендер. – Пойдем же все вместе спать!
Фелиция, высоко подняв голову, с достоинством удалилась из комнаты. Каллендер грубо рассмеялся и откинулся на стуле, плохо понимая, где находится.
– О боже, – проговорила тетя Пенелопа.
– Пора домой, старина, – сказал Стоун, поднимая на ноги отключившегося Каллендера. – Прошу прощения, мисс Пенелопа. Он так тяжело пережил кончину нашего дяди.
– Доброй ночи, мистер Стоун. Надеюсь, вы к нам еще зайдете.
– С преогромным удовольствием, – ответил Стоун, крякнул и, пятясь, потащил свою тяжелую ношу к выходу. – Доброй ночи.
Найджел Стоун сам не заметил, как оказался на улице. Казалось, они идут по морю. В этом густом желтом тумане Лондон походил на потусторонний мир, и в неясном свете уличных фонарей ничего не удавалось разглядеть, кроме самих этих светящихся точек. Его кузен держался на ногах, но почти ни на что другое был не способен. Из дома дяди Уильяма они пришли сюда на ужин пешком, и Стоун понимал, что идти им недалеко, но он и сам был в некотором подпитии, так что не вполне ориентировался.
Он просто мечтал взять кэб, сомневаясь, что сможет отыскать обратную дорогу. Каллендер несколько раз произнес имя Салли, но это лишь еще больше сбило с толку его кузена.
Переводя Каллендера через перекресток, Найджел Стоун услышал лошадиное фырканье и потащил свою ношу назад, так что они оказались всего в нескольких футах от дома Фелиции Лэм. Позже он внушил себе, что не заговорил с кучером потому, что вспомнил: им нечем расплатиться. Но на самом деле его решение было принято еще до того, как он подумал о кошельке, и остановила Стоуна зловещая внешность кучера. Тот был худощав и бледен, глазницы его казались темными дырами, а по левой половине лица шел чудовищный шрам.