……………………..
Я посвящаю это моему Мастеру, Б.Б.
Бесконечно дорогому мне человеку.
Я нашла его в этом мире, я его потеряла…
Его женщина хочет, чтобы он принадлежал ей.
Его ученики ищут его внимания.
А этот мир преображается от его улыбки.
Его сердце…
Его огромное сердце, в нём нет места мелким страстям.
Его нельзя не любить…
Однажды мечта о любви перестает быть мечтой.
Однажды рушатся все надежды.
Однажды скупая действительность выставляет счета к оплате.
За непомерные запросы к ней плата особая – не остаётся ничего.
А значит, нечего больше терять.
Однажды мечта о любви перестает быть мечтой.
Однажды мечта о любви становится Любовью.
…И только Любовь.
Любовь вместо ожидания.
Любовь вместо безнадёжности.
Любовь вместо иллюзий.
Любовь вместо одиночества.
Всю свою жизнь я искала Мастера.
И я всегда знала, что он будет Мастером моей души.
Так оно и случилось.
О нём знает душа. Его познало сердце.
Но человек несущий их едва ли с знаком с Мастером.
Человек. Ученик. Женщина.
СВИТОК
Молодой человек шёл вдоль небольшой лесной речки. Он не решался покинуть узкий илистый берег, хотя ему то и дело приходилось оступаться в воду, чтобы обойти густой колючий кустарник, подступающий к самой воде. Идти по лесу было куда сложнее, поскольку тот никогда не знал топора лесника, а заросли шиповника делали его вообще непроходимым.
На губах юноши то и дело появлялась улыбка, и его ничуть не беспокоили промокшие ноги и исцарапанные в кровь ладони.
Еще в детстве он слышал много небылиц о здешних местах, о леших, водяных и русалках. Нет, он, конечно же, не верил в эти сказки, однако его романтическая натура всегда оставляла место для фантазий на краешке его сознания. И сегодня был день, когда он решил дать своим фантазиям полную свободу, и отправился к озеру в глубине леса, где по поверью жили русалки. Юношу мало волновали слухи об их холодности и жестокости, гораздо больше его увлекали рассказы об их неземной красоте.
Уж если русалки и вправду существуют, он намерен повстречаться с ними!
И вот впереди юноша увидел большой просвет между деревьями. Озеро. Наконец то! Он вышел на большую лужайку, усеянную белыми цветами, устало уселся на траву и снял мокрые башмаки.
Зрелище перед его глазами было поистине удивительным. Воды огромного озера искрились под мягкими золотистыми лучами склонившегося к закату солнца. Местами, среди сочной зелени рогоза пролегали лёгкие, невёсомые облачка тумана. Они не были застывшими и неподвижными, пусть едва заметно, но они вздымались и трепетали, как будто ими укрылся сам водяной во время сна. Да и всё озеро было укутано какой-то странной мерцающей дымкой, придававшей этому месту нереальный, почти призрачный вид. Казалось, моргнешь – и видение исчезнет.
“Что ещё за наваждение? – Подумал юноша, встряхивая головой. – Кажется, пора искупаться”.
Он стянул с себя одежду и направился к воде, не обращая внимания на то, как болезненно сжался его желудок и пробежал холодок по спине.
– Водяной меня вряд ли проглотит, – ухмыльнулся он, – подавится ведь.
Вода была неожиданно холодной, но он вошел в неё по лодыжки, ощущая, как ступни погружаются в скользкий ил. Вдруг он заметил какое-то движение среди стеблей рогоза слева от него. Юноша попытался развернуться, но его нога зацепилась за подводный корень, и он неуклюже плюхнулся на бок. Освободив ногу, он сделал попытку оттолкнуться руками от дна, однако, его ладони тут же увязли в липкой жиже. И в следующее мгновение он понял, что соскальзывает в яму, что не может ни дышать, ни двигаться. Ужас пробежал по его позвоночнику, он не мог даже пошевелиться. И тут какая-то неведомая сила вытолкнула юношу на поверхность. Он судорожно задышал, жадно хватая воздух ртом.
Но неожиданно он замер и успокоился. Зелёное пламя залило всё перед его взором. Блеск зелёных глаз. Обжигающе-холодное изумрудное сверкание. Ледяное.
Он увидел их лица – завораживающе прекрасные и пустые одновременно. Чарующие и пугающие. Лишающие рассудка. Усыпляющие…
“Русалки…” – Было последней мыслью юноши. Его веки сомкнулись, и он улыбнулся, погружаясь в свою последнюю дремоту.
Неподвижное, лишенное чувств тело оказалось в плотном кольце стройных русалочьих фигур. Они словно кошки кружились вокруг него, проводя влажными руками по его обнаженной груди, прикасаясь к нему руками, губами, волосами. Но если бы юноша мог до сих пор что-либо чувствовать, он едва бы ощутил хоть что-то, кроме холода. У русалок не было тела, не бело своей жизни, и они выпивали её из тела молодого человека, наполняя свои призрачные формы цветом, свои тоненькие голоса звуком.
Немного поодаль, у куста отцветающего шиповника, притаилось странное создание, блеклое и тусклое, словно потерявшее листья дерево среди цветущего сада. О том, что это тоже была русалка, говорил только зелёный огонь её очей - единственное цветное пятно в её облике.
Она плакала.
Она всегда плакала, когда её сестрицы отбирали чью-то жизнь. Они были утопленницами, обратившимися в духов лесных озер – беспощадными существами, не знающими жалости к человеческой жизни. Но они не были жестокими, они лишь поддерживали своё существование. Марика знала об этом и не осуждала их. Но не могла, не могла красть чужую жизнь, чтобы жить самой.
Она не знала, откуда она взялась, где и когда утонула. Русалки редко помнят о своей прежней жизни. Чаще всего они и вовсе не подозревают, что когда-то были другими. Но Марика знала – раньше она жила. А теперь?
Теперь она неизбежно угасала.
Ей хотелось жить. Ведь она так любила этот вечно поющий лес, бездонную глубину небес, загадочное сияние звёзд, радужную дымку утра, его звенящие росы и беззаботные птичьи трели, дразнящие солнечные блики на воде и цветы. Цветы... Много, много, много цветов.
Всё это каким то образом удерживало её существо от окончательной гибели. И всё же она умирала.
Однажды, когда кусты дикой розы покрылись красными ягодами, Марика забрела в лесные болота. У края одного из них, на большой поляне она заметили хижину, несомненно, не так давно построенную здесь. Она подошла поближе, желая рассмотреть её. Но, совершенно неожиданно на крыльце появился мужчина. Волна магии исходящая от него, просто подкосила русалку, и она не успела спрятаться, так и оставшись стоять под его пристальным взглядом.
“Колдун”, – подумала она, замирая.
Для Аргоса, так звали колдуна, русалки в этом лесу не были неожиданностью. Он не раз встречался с этими созданиями, настойчиво пытающимися завлечь его в свои объятия. Но они были бессильны против него, против его магии. На этот раз он ещё в хижине ощутил приближение русалки, правда, ощущение было таким слабым, что он засомневался. Однако выйдя на крыльцо, он сразу увидел её.
Русалка?
То тонкое бесцветное существо, что трепетало перед его взглядом, никак не походило на чарующие прелестные образы, виденные им прежде. Определенно, с этим существом что-то было не так, и, судя по виду, оно находилось на краю гибели. И уж, коль скоро русалка не убегала, он сделал приглашающий жест рукой, предлагая ей подойти.
Марика бесшумно приблизилась. В её глазах ещё оставалась тень испуга, но он быстро уступал место жгучему любопытству и интересу. Ведь она впервые видела колдуна – человека причастного к волшебному миру, в котором она жила. Она впервые видела человека, который не желал её и не прогонял. Её – русалку.
Она смотрела ему в глаза, не в силах отвести очей, уже не помня ни своего испуга, ни любопытства, ни обстоятельств, которые привели её сюда.
На какое-то мгновение спала зелёная пелена в её взоре, открывая колдуну нечто сокровенное в её существе, нечто, чего он никогда не видел в русалках. Но и в его глазах неожиданно рухнули завесы магии, делая его по-человечески уязвимым для волшебных созданий. На миг они оказались обнажёнными друг перед другом той невинной священной наготой, которая возможна только между людьми, никогда не знавшими коварных покровов магии.
Но секунды нежданного откровения истекли, и Аргос смущённо взглянул на русалку. Какая же она истощённая, ему просто жаль было смотреть на это. Он протянул руку, велев сделать ей то же самое, возложил свою ладонь над её ладонью и излил ей часть своей жизненной силы.
В мгновение ока русалка заискрилась, и её облик наполнился нежными радужными красками. На её щеках появился румянец, а в изумрудной зелени глаз засверкали синие искры.
– Меня зовут Марика, – пропела она, улыбнувшись, и исчезла в лесных зарослях.
– Аргос, – улыбнулся он ей вслед и тихо шепнул сам себе:
– Странно всё это…
А Марика словно родилась заново. Она кружилась вместе с игривым ветерком, пела песни зари вместе с птицами. Она собирала цветы и приносила их к хижине Аргоса, и там, где она оставляла их, они снова начинали цвести. В ней впервые проснулась радостная детская беспечность. Она смотрела на колдуна, как ребёнок смотрит на доброго волшебника, способного наполнять весь мир смехом и улыбками. Он больше не звал её. А сама она и не мыслила подойти к нему. Ей было достаточно того, что он есть где-то рядом. Поэтому она покинула озеро и поселилась у маленького пруда неподалёку от дома колдуна.
Колдун же не замечал или не придавал значения происходящему. Он был занят своей магией, к тому же часто надолго покидал хижину.
Но вот наступила зима, и русалка уснула в объятии своего нового дерева у пруда – стройной молодой рябины.
Она видела много разных снов. Ей снилось, что она обычная девушка, что она живёт в хижине лесника на опушке леса. Её отец – Аргос – самый чудесный человек на свете. Он больше всего любит её и свои деревья. Потом из отца Аргос вдруг превращался в мрачного алхимика, а она уже была дерзким юношей, его служкой, мечтающем, что однажды мастер возьмёт его в ученики.
Ещё она видела себя женщиной, льнущей к груди Аргоса. Но этот сон всегда прерывался так и не начавшись, ведь русалка никак не могла знать, что такое объятие мужчины.
Перед самым пробуждением, когда среди тающих снегов появились первые весенние цветы, Марике приснился страшный сон, в котором Аргосом приключилось несчастье. Она проснулись в таком беспокойстве и ужасе, что едва не лишилась всех своих сил. В одно мгновение она поняла как бесконечно дорог ей этот человек. Поняла, что он во сто крат дороже ей её собственной никчемной жизни, и если…
Марика понеслась к хижине, боясь и думать о причине своего сна, молясь своим лесным богам о благополучии Аргоса... Когда же она увидела его живым и невредимым то была так безумно счастлива, что ей захотелось подойти к нему и подарить свою улыбку, своё приветствие. Хотелось подарить ему весну, пробуждение…
И вдруг русалка разом сникла и попятилась назад. На крыльце появилась женщина. Сияющие волосы цвета воронового крыла струились по её плечам до самой земли, в её тёмных глазах сверкала пара звёзд. И даже с такого расстояния Марика смогла понять – это колдунья. Очень сильная колдунья. И прекрасная... Она подошла к Аргосу, взяла его за руку и увела в дом.
Русалка бросилась прочь от хижины. Но у неё не было сил убежать далеко, и она вернулась к своей рябине у пруда. Слёзы ручьём катились по её щекам, и не она могла остановить их. Но постепенно боль вылилась вместе со слезами и растворилась в журчании талых ручьёв. Сначала внутри у неё была одна большая пустота. А потом пришла улыбка. Марика взглянула на маленький подснежник, улыбнулась ему и прошептала:
– Я ведь русалка, я дух этого леса. Я буду оберегать тебя, Аргос. Я хочу, чтобы ты был счастливым.
Пробуждающаяся природа всегда дарила Марике немножко своей жизни. И русалка расцвела вместе с весной. Её косы украшали невянущие бутоны весенних цветов, а платье было усеяно опадающими лепестками соцветий рябины.
Она всегда была поблизости от Аргоса, незаметно наблюдая, как он собирал травы, ловил рыбу в реке, как следил за звёздами, делая пометки в своей книге. Однако Марика не решалась приблизиться к нему.
Иногда она встречалась с Аргосом взглядом, ведь он всегда чувствовал её присутствие. Этот взгляд дарил ей какую-то неведомую, непонятную надежду. Она искала его глаза и в то же время боялась, что это ему, наконец, надоест, и он прогонит её. Но колдун не прогонял её и никогда пытался не говорить с ней. Да и о чём он мог говорить с русалкой?
Однажды, когда Марика тайком приблизилась к хижине, чтобы оставить для Аргоса несколько одуванчиков, её заметила колдунья. В её глазах вспыхнул гнев такой силы, что русалка невольно отшатнулась. Её магия была не такой, как у Аргоса, но по силе ничуть не уступала, и русалка поняла, что противостоять этому она не сможет. Поняла также, что колдунья никогда не позволит ей приблизиться к Аргосу.
В отчаянии Марика вернулась на свой пруд, начертала на воде магические знаки любви для Аргоса, - колдуны умели читать такие знаки, и покинула эту часть леса.
До самой зимы, как безумная, она бродила по лесной чаще, теряя остатки рассудка и сил, не замечая ничего вокруг. И, в конце концов, забыла даже Аргоса. А потом погрузилась в беспокойный сон в лоне старой унылой ивы.
Снова пришла весна, зазвенели птичьи голоса, воспевая творчество жизни. Почки деревьев наполнились бурлящим соком, готовые взорваться зелёным фейерверком. Первые цветы раскрылись навстречу ласковым солнечным лучам. А русалка всё спала и спала, не в силах пробудиться.
Древний седой леший, хозяин этого леса, не слишком любил русалок и никогда не вмешивался в их существование, хотя Марика отличалась от других и давно привлекла его внимание. При обычных обстоятельствах он не стал бы жертвовать жизнью ни единого зелёного листика ради жизни русалки, да и сейчас не видел в этом никакой необходимости. Но, во-первых, русалка не давала вернуться к жизни старой иве, а, во вторых, и у лешего может найтись капля сострадания. Поэтому он пробудил Марику. Он не дал ей ни капли силы, но он знал одну маленькую тайну (леший знал все тайны этого леса), которая наверняка заставит русалку самой искать для себя силы.
– Просыпайся, Марика, ведь твой колдун скучает о тебе, – шепнул он ей.
Русалка шевельнулась, не желая возвращаться к действительности. Слова лешего ни о чём не говорили ей. Ей не хотелось просыпаться, и она снова начала проваливаться во тьму.
– Аргос … Аргос скучает о тебе… – Зашептал леший.
На этот раз что-то дрогнуло в груди Марики, причиняя ей боль и заставляя прорваться сквозь пелену сна. Она открыла глаза, и яркий солнечный свет на миг ослепил её, приводя в чувства. Русалка неуверенно ступила на землю, покрытую прошлогодней листвой и пробивающейся сквозь неё молодой травкой. Внутри неё что-то жгло и трепетало. Что-то живое. Что-то, чего не было раньше, чего никогда не было у призраков, подобных ей.
“Сердце? – Изумился леший. – У русалки?..”
Сердце.
– Аргос… – Повторила она, и в груди опять дрогнуло.
Марика улыбнулась:
– Да я знаю его, знаю… Я не понимаю, но он теперь здесь…
Русалка прижала ладони к груди. – Здесь...
– Прошу, скажи... – обратилась было она к лешему, но тот уже давно забыл о русалке и занялся своими лесными делами.
У Марики почти не было сил, а забившееся в ней сердце отбирало и те, что ещё оставались. Она едва добралась до своего пруда и увидела, что знаки, оставленные ею для Аргоса, были прочитаны, но не только им. Здесь была и колдунья. Марика ощутила, что теперь это место заколдовано, и ни одна русалка не сможет тут оставаться.
Куда же теперь ей идти? И зачем?
Когда она добрела до озера, все русалки переполошились, увидев её. Ещё никогда её облик не был столь тусклым и призрачным. Казалось, уже ничего не отделяет её от гибели.
– Он здесь! – Заголосили они все разом.
– Водяной здесь, он хочет говорить с тобой…
Позади них послышался всплеск, и из воды показалось суровое лицо водяного.
– Следуй за мной, Марика, – сказал он, скрываясь в глубине. Русалка соскользнула с берега и нырнула в воду. Через какое-то время она сидела, потупив взгляд, в кресле из камня и водорослей перед троном водяного.
– Итак, Марика, я жду твоих объяснений, – раздался его строгий голос.
Русалка вопросительно подняла глаза.
– По твоей вине, – продолжил он, – моих вод коснулась грубая человеческая магия. Что ты скажешь на это?
– Отец мой, – встрепенулась Марика, – прости меня, я не хотела доставлять тебе неприятности. Я никому не хотела причинять вреда, ни тебе, ни сёстрам, ни Аргосу...
Она запнулась, понимая, что колдун - не тема разговора с водяным, но тот неожиданно смягчился.
– Продолжай, дитя. Теперь уж твой колдун и наша забота. Ты гибнешь, и вместе с тем губишь часть нашего мира. Так или иначе, но ты должна жить.
Русалка посмотрела на него обречённым взглядом:
– Я не смогу жить без НЕГО...
Водяной помрачнел. Он ничего не ответил, лишь пристально посмотрел ей в глаза.
– Я не смогу не видеть его, не находиться с ним рядом, – зарыдала она, не выдержав этого молчания. – Хоть как-нибудь...
– Что же тебе мешает так жить?
– Ты знаешь, отец мой, это магия, она не позволит мне приблизиться к нему.
Водяной хотел бы разозлиться на русалку, но не мог, уж слишком она была несчастна. Он лишь произнёс:
– Тогда оставь его.
– Я не могу оставить его. К тому же леший сказал...
– Никогда не доверяй лешему, у него нет других забот, кроме леса, – прервал её водяной.
Но Марика не сдавалась, произнося сквозь слёзы:
– Я не могу, не могу уйти. Я пыталась... Нет!
– В таком случае иди к нему и говори с ним.
– Но как, отец? – Изумилась она. – Как я могу придти к нему, я ведь русалка, у меня даже тела нет, в то время как рядом с ним настоящая женщина. Что если он любит её?
– Тогда он так и скажет тебе. Или боишься услышать именно это?
Марика ничего не ответила, лишь крепко прижала ладони к груди, где что-то дрогнуло и болезненно сжалось. И вдруг с надеждой посмотрела на водяного и с мольбой в голосе произнесла:
– Отец мой, ты ведь поможешь мне преодолеть эту магию, чтобы я могла хоть какое-то время находиться возле него, не вторгаясь в его мир?
– Зачем? Чего ты добьёшься этим? – сухо спросил водяной.
Русалка совсем сникла и едва слышно ответила:
– Я так боюсь, что если приду к нему и стану говорить, то он меня прогонит, навсегда...
– Ты не должна бояться, – твёрдым голосом сказал водяной.
– Да... Н-н... Я не знаю! – Залепетала Марика. – Я ведь видела, как звёзды водят хороводы и колышутся травы под его пение, – он очень могущественный. Но я также видела, как он согрел в ладони маленького зайчонка, оставшегося без матери, как прижал его к сердцу, – он очень чуткий и мягкий. Его трепетное сердце не даст погибнуть никому, кому он в силах помочь. А чем он сможет помочь мне? Я не хочу причинять ему боль.
– Чего же ты хочешь? – спросил водяной, подумав при этом, что для русалки она слишком много говорит о сердце, о котором он сам едва ли наслышан.
– Я?...
Марика замерла.
– Я слушаю.
– Нет, я не могу произнести это, – испуганно прошептала она.
– Говори, – вскрикнул водяной, уже порядком утомившись от этого разговора.
Марика поглубже вжалась в кресло и опустив глаза молвила:
– Я хочу быть Его Любимой Женщиной.
– Безумная... – Только и ответил он.
Марика обняла себя за плечи и устремила взгляд куда-то вдаль, потеряв всякую связь с происходящим. Водяной же долго и пристально вглядывался в её облик, размышляя обо всём этом.
Она или сама не знала, чего хочет или знала это слишком хорошо. Но несомненным было одно – русалка любила, что само по себе было невозможным для её сущности. В этом то и была странность её существования. Она не могла брать чужую жизнь для сохранения своей. И в то же время мир, в какой то неожиданной благодарности за это, наполнял её каплей своей жизненности, не давая погибнуть. И она – это бесцветное, бледное существо, в итоге имела в себе больше жизни, чем любая другая русалка. Жизни, которая открывала ей то, что неведомо никакой русалке – любовь.
Водяной мало что знал о любви, он не вступал ни в какие отношения с людьми, и колдун Аргос, по большому счёту, не был его заботой. Но Марика всё ещё была частью его мира, пусть какой-то другой частью она ему уже не принадлежала, и он не мог дать ей просто погибнуть.
Русалка наконец пришла в себя, и смущённо склонилась в поклоне перед водяным.
Он улыбнулся, приподнял её за плечё и произнёс:
– Я даю тебе силу преодолеть колдовство. Я даю тебе этот свиток, в нём начертано всё, что ты хочешь сказать Аргосу, – просто отдай ему это. И я даю тебе своё благословение.
Иди, дитя.
Не бойся никакого исхода!
Конец первой части.
