Свежий паренёк.

Информация о материале

Категория: Рассказы

Создано: 03.10.2011, 15:42

Е. С. Табб. Свежий паренёк.

Сэмми играл в бабки на Могильном Камне, когда появился вампир. Правда, вампир он был пока еще так себе, свежеиспеченный. Сэмми услышал его шаги, понял, с кем имеет дело, и решил, что парень не представляет опасности, задолго до того как тот, спотыкаясь, вышел к костру. Когда же он, наконец, доплелся, Сэмми даже не взглянул на него, сосредоточившись на игре.
Игрок Сэмми был по-настоящему сильный, практику имел достаточную, и мог по праву гордиться той сноровкой, с которой подбрасывал и ловил кости, щелкал их ногтем, придавая точно рассчитанное вращение. Заканчивая партию, он подбросил несколько костей высоко в воздух и с шиком поймал их на тыльную сторону широкой, как лопата, ладони.
- Неплохо, верно? - сказал Сэмми и снова щелкнул биткой. Костяшка подскочила вверх, ударилась о тыльную сторону ладони, отскочила, и Сэмми изящно поймал ее двумя пальцами.
- Что?..
Вампир, бледный, слегка очумевший молодой человек, был явно не в своей тарелке. Одет он был в брюки и вылинявшую рубашку цвета хаки, на ногах - пара потрескавшихся заплесневелых ботинок.
- Что вы сказали? - растерянно повторил он.
- Я сказал "Неплохо, верно?" - спокойно ответил Сэмми, покатывая кости между ладонями. - Спорим, что ты так не сможешь!
- Я и не говорил, что могу, - пробурчал незнакомец, облизывая губы. - Можно я тут с вами посижу?
- Валяй, - Сэмми показал рукой на место напротив, по ту сторону костра. - В компании веселей.
Сэмми снова катнул битку, молча глядя в огонь. Чужак сел и тоже уставился в огонь. Казалось, его что-то угнетало; дважды он открывал, было, рот, и оба раза в последний момент останавливался. Он украдкой поглядывал на Сэмми, но огонь был низок, света было мало, и разглядеть он ничего не мог - так, какие-то бесформенные пятна.
- Послушайте, - сказал он наконец, - меня зовут Смит, Эдвард Смит. Я чего-то не в своей тарелке, потому что я тут... это...
Он замолчал, не зная, как продолжать.
- У всех свои тревоги, - равнодушно сказал Сэмми. - Что у тебя такого особенного могло случиться?
- Да вот случилось, - сказал Смит. - Вы только не удивляйтесь, но у меня такое полное ощущение, что вот я сплю, и все это мне снится. И вы, и костер этот...
Он опять замолчал.
- Ну-ну, продолжай, - сказал Сэмми. Он небрежно щелкнул битку ногтем так, что она угодила прямо в карман его потрепанного пиджака. - Почему же ты так решил?
- Ну, как же! - Смит нахмурился, сосредоточиваясь. - Я вот тут заболел недавно. А дядька мой, у какого я жил, принялся вопить как резаный, что я тут вот валяюсь, потому что работать не хочу, и что ему из-за меня придется нанимать работника. Ты, говорит, что ли, ему платить будешь? А знаешь, говорит, какие нынче цены на лекарства!.. И все про сбор урожая орал, а я едва не помер...
Смит глубоко вздохнул.
Сэмми кивнул, лениво ковыряя в зубах щепочкой.
- Давай-давай, я слушаю.
- Я такой больной был, - взволнованно продолжал Смит, - прям думал, помру. Хорошо, нашелся хоть какой доктор. Откуда только его дядька выкопал?! Наверно, самый дешевый во всей округе. Такой чудной... Пахло от него, как будто он только что из под дождя, как будто мокрый еще. А сам был сухой.
- Он пришел сразу после наступления темноты? - спросил Сэмми.
- Ну!.. А вы откуда знаете? - Смит удивленно замигал. - Вы его знаете, этого доктора?
- Я только предположил, - ответил Сэмми, снова принимаясь ковырять в зубах щепочкой. - И что было дальше?
- Не знаю, - Смит был действительно совершенно сбит с толку. - Может, они решили, что я отдал концы, и засунули меня в какую-то нору. Проснулся, как в могиле, ей богу!.. Не мог даже шевельнуться! Как будто сплю. Я орал не знаю сколько, но никто ко мне не пришел. - Он снова нахмурил брови. - И вот еще одно странно. Вылез я кое-как наверх, и места того узнать не могу. То ли меня увезли куда-то, то ли что... Фермы поблизости никакой нету, дороги нету, трава одна и кусты. Все какое-то не такое... - Он покачал головой, мрачно глядя в огонь. - Так что я либо сплю, либо тронулся.
- Может ты и тронулся, - сказал Сэмми, - спорить не стану, я тебя недостаточно хорошо знаю, чтобы об этом судить. Но то, что ты не спишь, это я тебе гарантирую.
- Да уж... - сказал Смит. Кажется, его не очень обрадовала мысль о том, что он тронулся. - Нет, не может быть. Все это дурацкий сон...
Сэмми снова не стал спорить. Он просто протянул руку и ласково ущипнул Смита за ляжку. Смит с воплем отскочил от костра, потирая ногу и хныча от боли.
- Ну что, все еще думаешь, что спишь? - любезно осведомился Сэмми.
- Нет, - испуганно сказал Смит, - но если я не сплю, значит я свихнулся. Как мой дядька Сайлэс говорил: санитар, покажите молодому человеку его койку!..
- Может, ты и сумасшедший, может, и молодой, но уж никак не человек, - сказал Сэмми.
Смит резко вскинул голову.
- Как это "не человек"? Кто же я, по-вашему?!
- Вампир.
- Чего-о?..
- Вампир.
- Так это ты псих, а не я! - Смит от возмущения даже перестал потирать ляжку. - Детям рассказывай про вампиров!
Сэмми пожал плечами.
- Ладно, - сказал он, - не хочешь, не надо.
Смит размышлял довольно долго, потом, наконец, сказал:
- Ну, хорошо, если я вампир, то кто же тогда вы? - Он посмотрел вперед, и в глазах его сверкнуло торжество. - Ну?..
- Я вурдалак, - сказал Сэмми и, подбросив несколько сухих веток в костер, сощурился от пламени, ярко осветившего его лицо. - Посмотрел? Доволен?
Сэмми задумчиво цыкнул зубом, когда пламя вновь опало.
- Не знаю... - Смит был потрясен увиденным. - Или вы самый страшный мужчина из всех, кого я видел, или вы совсем не человек...
- Ну! - терпеливо подтвердил Сэмми. - Я вурдалак.
- Ни фига себе!.. - Смит потряс головой. - Просто поверить не могу...
Сэмми улегся на спину и закинул ногу на ногу. Но уши его непрестанно двигались: по лесу кто-то шел.
- Я не думаю, что вы меня обманываете, - говорил в это время Смит, - Правда, я вам верю, только все это так странно!.. - Он тряс головой как ушибленный. - Да, очень странно. Вампир!.. - Смит на секунду умолк. - А вот вы мне еще объясните: я прошел, должно быть, несколько миль, и кроме вашего костра не видел и не слышал ни души. Даже собаки не лаяли. Где же все?
- Да где-то тут, - несколько туманно ответил Сэмми. Потом он уловил, что имел в виду Смит. - Ах, ты имеешь в виду людей! Они все там. - Он ткнул пальцем вниз, в поросшие травой бетонные плиты Могильного Камня. - На глубине что-то около мили.
- Все люди?
- Все, кто ушел. У нас, по крайней мере, так. Не знаю, конечно, как за океаном... - Он всмотрелся в лицо молодого человека. - А ты не знал что ли?
- Нет. - Смит быстро задышал всей грудью. - А что с ними случилось?
- Большой бэмс. - Сэмми состроил гримасу. - Та штука, про которую все знали, что она может случиться. Все говорили, что ее не хотят, а она взяла, да и произошла, когда меньше всего ждали. - Он в задумчивости сощурился. - Ты хоть знаешь, когда тебя похоронили?
- Гм-м... Заболел я в шестидесятом, - сказал Смит, уклоняясь от прямого ответа. Мысль от том, что его "похоронили" еще не вполне прижилась в его голове. Сэмми сложил губы трубочкой, как бы беззвучно посвистывая.
- Ну, тогда все ясно. Ты про большой бэмс ничего не знаешь, он позже случился. Но уж бэмкнуло на славу! Тут они поработали, как следует! Не то, что твой прозектор.
- Какой еще "мой прозектор "? - озадаченно спросил Смит. - Прозектор, это кто покойников режет. Вы, может, не знали этого слова...
- Слушай, - резко ответил Сэмми, не скрывая своего раздражения, - может, я и выгляжу несколько странновато на твой взгляд, но я не идиот. Я читаю на пятнадцати языках и говорю на двадцати двух. Я даже школу посещал когда-то. Но потом бросил.
- Почему?
- Это была медицинская школа, - коротко сказал Сэмми. - Что я там узнал очень хорошо, так это то, что случилось с тобой. Если бы в прозекторской получше делали вскрытие, ты бы действительно помер. И дальше тебе повезло: твой дядя, должно быть, поскупился, когда тебя хоронил. Заколоти он тебя в хороший дубовый гроб, да закопай поглубже, ты бы ни за что оттуда не вылез.
- Дядя Сайлэс всегда был скряга, - признал Смит. - К тому же, он все работы по дереву делал сам. Экономил.
Смит задумался. Потом сказал:
- Да, наверно, все так и было. Вот, значит, я кто теперь - вампир. - Он захихикал. - А чего, неплохо. Даже интересно.
Но тут новая мысль согнала улыбку с его лица.
- Скажите, вот вы, скажем, вурдалак, - сглотнув слюну, осторожно начал Смит. - А я, скажем, вампир. А вурдалаки, они к вампирам - как... Они вампиров... это...
- Не боись, Смит, у нас Джентльменское Соглашение, - сказал Сэмми. - Мы друг друга не трогаем.
- Ага, - Смит коснулся рукой лба, - ну слава Богу. А то я как-то засомневался, было...
Сэмми не отвечал, прислушиваясь к приближающимся шагам. Теперь услышал и Смит и тут же снова напрягся.
- Там кто-то идет...
- Не боись, - сказал Сэмми, первым подавая пример. - Это один из наших ребят.
- Из каких "наших"? - озадаченно спросил Смит.
- Ну, - осклабился Сэмми. - Думаю это... - он помедлил, - думаю это твой папуля.
Он был шутник, этот Сэмми.
Борис был вампир старой школы. Он верил в то, что старые традиции - это святое. Высокий, худой, бледный как мертвец, шагнул он из леса. Плащ клубился на нем, как облако, монокль сверкал красными отблесками огня. Он сел у огня и протянул к нему свои худые, почти прозрачные руки. Было видно, что его бьет озноб.
- Что свеженький? - Он указал головой на Смита.
Сэмми усмехнулся, ожидая, что скажет Смит.
- Я вас знаю, - вдруг выпалил тот. - Вы тот доктор, который меня лечил.
- Верно, - сказал Сэмми. - Борис, встречай сынка. Смит, это твой папуля.
- Вовсе нет, - помотал головой Смит, - мой папаша разбился в машине.
- В твоей новой жизни у тебя другой отец, - объяснил Сэмми. - Борис заразил тебя, когда пил твою кровь. Если б не он, тебя бы здесь не было, так что в этом смысле он твой родитель.
Смит пытливо смотрел на Сэмми, но тот казался вполне серьезным.
- Это единственный способ размножения у вампиров, - продолжал Сэмми. - Вампиру нужна жертва, чтобы продлить свой род.
- А вурдалаку? - тонко спросил Смит. - Что ему нужно?
- То же, что человеку, - кратко сказал Сэмми. Ему не хотелось говорить об этом.
Борис, как оказалось, тоже был не склонен беседовать со своим новоиспеченным сыном.
- Люп не приходил? - спросил он, пододвигаясь ближе к огню. Его по-прежнему бил озноб. Сэмми покачал головой.
- Нет, но скоро должен быть.
- Надеюсь, на этот раз нам больше повезет, - Борис причмокнул бескровными губами. - Уже семь лет от них нет никаких сигналов. - Он вскинул голову и с неподдельной тоской в голосе сказал: - Вдруг они все мертвы?
- Люп в последнее время слышит звуки, - напомнил Сэмми. - Да мы и сами знаем, что у них надежные укрытия и полно провизии.
- А вдруг что-нибудь случилось? - Борис всегда был пессимистом. - Например, протухла вода. Или вся вылилась. Или какие-нибудь насекомые уничтожили продукты. - В тяжелой задумчивости он принялся грызть ноготь. - А эти - единственные, о ком мы знаем.
- Ладно, не боись, - подбодрил его Сэмми, хотя сомнение стало передаваться и ему. - С ними все будет в порядке, я уверен. - Он попытался сменить тему. - А вообще что нового?
- Ничего.
Борис нагнулся к огню, его строгий, вымазанный грязью вечерний костюм сохранял, тем не менее, некое традиционное достоинство, придавая своему обладателю сходство с утонченным, траченым молью старым аристократом.
- Я обошел приличный участок, но ничего не нашел. Думаю, наши - последние, Сэмми. Если они в ближайшее время не вылезут из-под Могильного Камня, мы все отдадим концы.
- А как же я, папуля? - глупо ухмыляясь, встрял Смит. - Я теперь тоже наш! - Увидев выражение лица Бориса, он немного снизил обороты. - Что случилось, папуля? Я что-то не так сказал?
- Очень тебя прошу, не называй меня папулей, - сказал Борис с достоинством. - И не надейся, что с тобой будут как-то особенно церемониться. Я помню времена, когда щенки вроде тебя шли по пенсу за пучок. Когда появляется свежий вампирчик, с ним всегда такая морока...
- Это потому, что вы были все сами по себе, - вдруг заявил Смит. - Постойте, не перебивайте, дайте мне сказать. Я чело... Я вампир современный, с современными представлениями о том, как правильно организовать дело. Чтобы в этом мире чего-нибудь добиться, - он важно поднял палец, - надо организоваться, распределить функции, избрать руководство.
Он надменно взглянул на Бориса.
- Взять, например, вас. Вы одеты как какой-то граф. Вырядились так, будто играете в кино из жизни аристократов.
- Я и есть граф! - сказал Борис задушенным голосом.
- Тем хуже, - нравоучительно сказал Смит. - Может, когда-то вы и были графом, да только кому теперь нужны графы? К чему наряжаться, как граф? Как говорил один наш бывший односельчанин: одевайся как богатый, и сам будешь богатым. - Смит прямо излучал самоуверенность. - А он знает, что говорит, у него теперь своя контора!
- Да что хорошего в богатстве! - сказал из темноты Сэмми. - На деньги теперь ничего не купишь.
- Ерунда! - Смит, несмотря на молодость, знал о жизни все, что надо о ней знать. - Это все ненадолго. Скоро все будет, как раньше. Хорош будет тот, кто влезет выше всех. Это в жизни главное.
Борис с отвращением хмыкнул, но сдержался. Он был вампир старой закалки, и в кодекс его жизненных принципов входило держать себя в руках и не создавать лишних врагов. Эта система жизни хорошо зарекомендовала себя в прошлом, и он не видел необходимости менять ее только потому, что какой-то сопливый шнурок вздумал поучить его жизни. Борис сухо рассмеялся, представив себе, как можно бы прекрасненько выкачать этого молоденького вампирчика, как следует выкачать... Но Сэмми испортил ему удовольствие.
- Лучше расскажи Смиту, что ему следует знать, - сказал он. - В конце концов, это твой долг.
- Я ему ничего не должен! - фыркнул старый вампир. - Он разве что-нибудь сделал для меня?
- Вы хотите, чтобы я вам ответил? - с высокомерным достоинством спросил Смит. Не то чтобы он слишком возражает против своего нового статуса, просто когда пытаются отстаивать нежизненные принципы, это действуют ему на нервы. От твердо убежден в преимуществах свободного предпринимательства и верит в святость собственности, особенно частной. Он считает, что все остальные точки зрения - отсталые и ошибочные.
Борис не нашелся, что ему возразить.
- Расскажи ему, Борис, - повторил Смит. - Ты должен ему все рассказать.
- Вы можете мне ничего не рассказывать! - запальчиво воскликнул Смит. - Я много прочел книжек, знаю правила. Я догадываюсь, чем придется питаться, знаю, что перед заходом солнца надо вернуться в могилу... - лицо его приобрело мученическое выражение. - О, моя могила!.. Дьявол, так не хочется снова в нее возвращаться!
Борис презрительно усмехнулся.
- Это ты комиксов начитался, - сказал он. - Весь этот лепет про возвращение в могилу - чушь. Просто если ты выползешь на солнце, у тебя будет рак кожи, только и всего. В искусственном свете нет жесткого ультрафиолета.
- Ах, вот оно что! - с облегчением сказал Смит. - А еще что важное мне надо знать?
- Что надо уважать старших, - ворчливо сказал Борис, - и не быть беспечным, иначе кончится все осиновым колом в сердце или пулей под ребро, естественно, серебряной... - он замолчал. Из темноты донесся звериный вой.
- Это Люп, - сказал Сэмми радостно и подбросил в огонь целую охапку веток.
Крупный, ухоженный то ли пес, то ли волк, внезапно выпрыгнул на поляну, сел у огня и быстро превратился в человека, даже в этом обличье сохраняя в лице и повадке что-то волчье. Он приветливо кивнул остальным.
- Классно я, да?!.
- Есть хочется, - пожаловался Борис.
- И мне, - вздохнул Сэмми, потирая живот. - Так недолго и концы отдать. Скоро я ослабею настолько, что ничего не смогу сделать, даже если появится шанс. - Он с несчастным видом смотрел на оборотня. - Что новенького?
- У моей женки новые детеныши, - гордо сказал Люп. - Три мальчика и две девочки, - добавил он, принимая поздравления. - Все это дается не так легко, да ребята. Но я справляюсь.
Он задрал ногу и почесал за ухом. Заметив выпученные изумленные глаза Смита, он спросил:
- Свежий паренек?
- Ну, - сказал Сэмми. - Только что родился. Вот, Борис поспособствовал.
- Мои поздравления, - вежливо сказал Люп старому вампиру. - Как он, сильно потрясен?
- Ну, пока не кусается, - глубокомысленно ответил за Бориса Сэмми.
Борис поспешно перевел разговор с неприятной темы на более существенную:
- Что еще новенького?
- Кроликов просто изобилие, - сказал Люп.
- Кроликов! - Борис возмущенно поджал губы, на лице Сэмми появилось схожее выражение. - Кролики - это для тебя, Люпус, а не для нас. А еще что-нибудь?..
- Вроде все. - Вервольф нахмурился. - Нет, была какая-то новость... Что-то я, вроде бы, собирался рассказать. За этими разговорами напрочь забыл. Если что-то важное, я приду снова.
И, возвращаясь к наиболее волнующей теме, добавил:
- Надеюсь, вы придете посмотреть малышей. Прелестные дети, все как один.
- Ты быстро размножаешься, - завистливо сказал Сэмми. - Не слишком ли быстро?
- В самый раз. - Люп почесал за другим ухом. - Я стараюсь поддерживать приплод на таком уровне, чтобы кроликов хватило на всех. Надеюсь, все наши тревоги окончатся, когда они выйдут.
- Повтори еще разок эту фразу! - со стоном произнес Сэмми, сладострастно причмокивая. - Черт, никогда не думал, что буду так скучать по людям.
- И я, - пылко сказал Борис. - Иногда, в старые времена, я желал им всяческих напастей... - Он вздохнул. - Потом-то я понял, что им тоже надо было защищаться. Я даже немного свыкся с мыслью об осиновых кольях, серебряных пулях, чесноке и прочем. А в новые времена они и вовсе о нас забыли. Эх, золотое было времечко! Но гляди, как все обернулось!..
Все кивнули, даже Смит, соглашаясь, что род человеческий играл в честную игру. Да только плохо кончил.
- Когда они выйдут, - задумчиво сказал Сэмми, - нам полегче станет с питанием. Но обращаться с ними мы будем заботливо, дадим им как следует размножиться...
- Верно, - согласился Люп. - Надо будет помочь им со снабжением, пока у них все не наладится... Хотя лично меня все это не особенно интересует. Сомневаюсь, что там, под Могильным Камнем, у них есть собачки. Даже, если и есть, то, наверно совсем немного. Думаю, собачки приветствовали бы такую тактику.
Он приветливо оскалил зубы, сосредоточился и превратился в пса. Потом ухмыльнулся и снова принял человеческое обличье.
- Поняли, что я хотел сказать?
- Люди всегда кормили собак, - сказал Борис с завистью. - Я часто удивлялся, почему вы не отправитесь туда, к ним, и не присоединитесь к собакам.
- Почему? - Люп покачал головой, удивляясь невежеству вампира. - Да потому что не хотим дразнить гусей. Люди со времен средневековья ни о чем не подозревают. Многие из них старательно вкалывали, чтобы содержать наших в роскоши. - Он нахмурился. - Как подумаешь, сколько наших угодило в большой бэмс...
- Мы все в него угодили, - возразил Сэмми, глядя в огонь. Остальные кивнули, соглашаясь с ним.
Смит молчал. Он по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке, и в тайне все-таки наделся, что это сон. Но вся эта фантастика выглядела так обыденно! Вурдалак, вампир и вервольф были так реальны!
Побочные ветви человечества, думал Смит. Они полностью зависимы от людей в отношении питания. Люп и его вид приспособились лучше, но в конечном итоге все они - паразиты. И он тоже. Теперь Смит додумался и до этого. И вдруг он тоже осознал свою зависимость от того, выживет ли хотя бы несколько человек там, под Могильным Камнем.
Паразиты не могут без хозяев.
Люп потянулся, зевнул и встал на ноги.
- Ну, что ж, - сказал он, - поглядим что у нас сегодня...
Превратившись в зверя, он принялся, уставив нос в землю, бегать по поляне. Помахивая хвостом, он обнюхивал каждую трещинку, каждый дюйм поросших травой плит из кадмиевого бетона, называемых Могильным Камнем. Смит, даже прекрасно зная, что перед ним вовсе не собака, с трудом сдержал желание погладить этого великолепного пса.
- Что это он делает?
- Ищет, - сказал Сэмми, - у Люпа более острый нюх, чем у любого из нас, да и слух тоже. Если там что-нибудь зашевелится, он сразу обнаружит. - Сэмми поднял руку, требуя тишины. - Ищи, Люп, ищи!
Люп обернулся через плечо, оскалил зубы и нырнул в кусты. Вышел оттуда он уже в человеческом обличье.
- Думаю, на этот раз кое-что есть, - сказал он. - Запах заметно усилился.
- Ты хочешь сказать, что они выходят, да? - Сэмми порывисто вскочил на ноги.
- Выходят или нет, не знаю. Но запах усилился, - Люп снова изменил форму и обежал еще круг, нюхая землю. Потом сел, наклонил голову и прислушался, уставив ухо в какую-то трещину в плите. Он настолько углубился в это занятие, что даже перестал вилять хвостом.
- Скоро рассвет, - прошептал Борис. Его все еще била дрожь, и он кутался в рваный плащ. - Еще один день в нищете.
- Зачем тебе этот плащ? - спросил Смит. Как и Борис, он понизил голос. - Разве нельзя просто сидеть в тени? Ты ведь укрываешься им от солнца, так ведь?
- И это тоже, - не вдаваясь в подробности, сказал Борис. Он глядел на молодого вампира с растущей неприязнью. - Слушай, ты, - предупредил он, - не надейся, что, коли я вызвал твое появление здесь, я буду тебя кормить и нянчиться с тобой. Жизнь и без того достаточно трудна.
- А вас кто-нибудь просил об этом? - повысил голос Смит, столь же свирепо глядя на Бориса. - Вы просто старомодный обломок прошлого. Разгуливаете в этом допотопном плаще, как какой-нибудь граф или еще кто. Взяли бы лучше пластиковый чехол для автомобилей, и все дела! Его можно складывать до небольшого размера, а днем делать из него тент.
- Умный паренек, - усмехнулся Борис. - Вечно эти щенки считают, что все знают лучше старших. Я бы гораздо лучше выглядел, разгуливая в чехле от автомобиля! Пойми раз и навсегда, мы должны маскироваться, все время, всегда. Одна ошибка и... - Он сделал убедительный жест. - Это случалось со многими, запомни.
- Знаю, видел в комиксах, - небрежно сказал Смит, - да только кто теперь верит в вампиров?
- То-то и оно! - Борис поджал свои тонкие губы. - А все почему?.. Камуфляж и конспирация, понял?! И Сэмми так же поступает. Хоть они и не верят в существование вурдалаков, но если не будешь маскироваться, тебя быстро вычислят. В лучшем случае попадешь в психушку на неопределенный срок. А жрать что будешь? Так и помрешь там, не допуская больше никаких ошибок. - Он вздохнул. - С одним моим другом так и случилось...
- Ладно, слыхали, - махнул рукой Смит. - А вы что скажете? - обратился он к Сэмми. - Вы образованный, у вас...
- Да заткнись ты, - оборвал его Сэмми. Он ощущал такое же голодное нетерпеливое возбуждение, какое поднималось в нем каждый раз, когда Люп начинал свое обследование. Голод рос, становился все яростнее, пока в желудке не разгорался настоящий пожар, а нервы не натягивались, как струны арфы. Сэмми не мог спокойно сидеть. Он то вскакивал, то снова садился, а то вдруг начинал ходить следом за вервольфом и тоже принюхиваться и прислушиваться.
- Они еще живы, - сказал Люп. Он снова стал человеком и, тяжело дыша, стоял теперь глядя на них, лоб его и грудь блестели от пота. - Черт, я что-то совсем выдохся...
- Иди, садись к огню.
Сэмми усадил оборотня поближе к пламени, зная сколько энергии требуется ему для превращения.
- Я чувствую их, - сказал, отдышавшись, Люп. - Запах заметно сильнее, чем в прошлый раз. Кажется, они поднимаются.
- Они близко? - Надежда пылала в глазах старого вампира. - Скажи, Люп, они близко, да?
- Может быть, - Люп расслабился еще больше. - Судя по звуку, поднимаются с тяжелым снаряжением и техникой. Может, один из туннелей засорился, и они его прочищают. А может, не знают, какие условия тут, наверху, и не хотят рисковать. - Он оскалил зубы в улыбке. - Во всяком случае, они выжили.
Остальные тоже заулыбались.
- Вы знаете, - задумчиво сказал Смит, - тут нужна очень тонкая линия поведения. - Он подбросил веток в огонь. - Очень тонкая!
- Что? - механически спросил Сэмми, тупо глядя в огонь.
Люп снова принял форму зверя и, не прощаясь, бодро поскакал к своей жене и новым детенышам. Сэмми стало еще тоскливее. Как, должно быть, приятно вернуться к семье! Ему очень бы хотелось обзавестись собственным семейством!
- Значит так, - деловито продолжал Смит, - если Люп верно все сказал, то люди уже идут. Когда они поднимутся, мы должны будем с ними вступить в контакт, верно?
- Ну, - сказал Сэмми, с трудом заставляя себя думать об этих выживших смертных людях. Он как-то пытался к ним спуститься, но ничего не вышло. Это было в один из периодов отчаяния.
- А кто будет вступать в контакт? - Смит бросил быстрый взгляд на Сэмми. - Вы?
- Почему бы и не он, - вступился за друга Борис.
- Почему? - Смит пожал плечами. - Да вы только взгляните на него!.. - Он сделал паузу и торжествующе продолжал: - Вот то-то.
- Сэмми раньше не раз имел дело с людьми.
- В старые времена - может быть. Но тогда было множество уродов и калек, разгуливающих повсюду. Но те дни прошли.
- Давай не переходить на личности, - сверкнул глазами Сэмми. - Что ты предлагаешь?
- Я современный человек, - сказал Смит. - По крайней мере, был современным человеком. Я знаю, что они думают и как смотрят на вещи. Эти люди внизу полагают, что на поверхности все живое уничтожено радиацией. Если Сэмми внезапно появится перед ними, они решат, что он мутант или что-то вроде. Они же там все нормальные и мутантов вокруг себя не потерпят ни за что. Они его тут же кокнут.
Смит развел руками
- Вот, вы сами скажите, - обратился он к Борису, - ведь Сэмми не похож на человека, верно?
- Ну, продолжай, - скрипнул зубами Сэмми, с ненавистью глядя на Смита. Хороший оказался паренек!
- Так что Сэмми исключается, - продолжал Смит. Дело, кажется, представлялось ему ясным, как стеклышко. - Остаются Борис и я. - Он снова пожал плечами. - Полагаю, и Бориса надо исключить.
- Почему это? - старый вампир был задет.
- Потому что вы тоже урод, вот почему. - Смит не утруждал себя выбором выражений. - Давайте посмотрим фактам в лицо, ребята. Ни один из вас для этого ответственного дела не годится.
- А ты, полагаю, как раз годишься! - Сэмми был саркастичен и даже язвителен.
- Конечно! - У Смита была луженая шкура, сарказмом его было не пронять. - Я молодой, знаю, как себя правильно вести. Мне люди всегда доверяют.
- А как же мы?
- Я о вас позабочусь! - Смит не смотрел Сэмми в глаза. - Я все устрою. У вас всегда будет, чего поесть. Я буду вам посылать людей повкуснее... Ну, короче, там увидим. Сначала, естественно, будет трудно, но я сделаю все возможное.
- Щенок невоспитанный! - Борис в раздражении оскалил зубы. - Ни малейшего уважения к старшим. Почему это я...
- Тихо! - прервал его Сэмми, вскакивая на ноги. Увидев, что к огню выскочил Люп, он успокоился. - Что такое? Тревога?
- Да нет, - проворчал Люп, не без труда приняв человеческое обличье. - Черт, если б можно было не превращаться каждый раз, как захочется поболтать!
Он посмотрел на Сэмми.
- Я вспомнил, что хотел тебе сказать. Вчера я забежал в одно знакомое место, и в нем был кое-кто: Ты, помнится, очень кое-кем интересовался... В туннеле, к югу отсюда, в том месте, где раньше вешали преступников, помнишь?.. По крайней мере, вчера она была там...
Сэмми бросило в жар.
- Ты сказал "она"?... А я думал... Я... - запинаясь забормотал он. - Разве не все погибли на этой территории?..
- Может и все, - сказал Люп, - но она была там. По-моему, очень славная. - Он подмигнул Сэмми. - Я ей сказал о тебе, и она заинтересовалась. Молоденькая.
Люп опустился на четвереньки.
- И одинокая. - Он начал превращаться. - Я решил, что тебя это тоже заинтересует.
Махнув хвостом, он прыгнул вперед и исчез в темноте.
Сэмми молча проводил его взглядом, слишком взволнованный, чтобы поблагодарить.
Девушка-вурдалак!..
Он уже и надеяться перестал, что удастся найти подругу... Если Люп не соврал - а он не соврал! - то кое-что в жизни все-таки может измениться к лучшему. Даже сейчас, когда...
Внезапно его поразила страшная мысль, и он сник. Люп говорил о туннеле к югу от Могильного Камня. Туда же идти несколько дней! А он так давно не ел... Путешествие потребует много сил, а где их взять?
Смит завистливо смотрел на скорчившегося у огня вурдалака.
- Везучий, дьявол, - сказал он. - Хотел бы и я добыть девчонку.
- Добудешь еще, - тупо сказал Сэмми.
Борис нахмурился.
- Что такое, Сэмми? Такая новость, а ты, как будто не рад? Ты, конечно, пойдешь?
- Да как же я пойду?! - Сэмми вздохнул так глубоко, что живот его совсем втянулся. - Там же совсем стерилизованные участки. Я не могу есть стерильную пищу, ты же знаешь. Здесь-то радиация была послабее, поэтому я и умудрился протянуть так долго. Но до южного туннеля никакой пищи для меня нет. - Он поник еще сильнее. - Я слишком слаб, чтобы решаться на такую авантюру.
Сэмми снова тяжело вздохнул.
- Эх, мне бы один разок поесть как следует, я бы улетел как из пушки! Всего один разок поесть!
- Трудновато, - сказал Смит беззаботно. - Ну, ничего, может она еще и подождет...
- Придержи язык! - оборвал его Борис. Он бросил взгляд на Сэмми, потом на Смита и снова Сэмми. Нервно облизнул губы.
- Есть один способ, - многозначительно сказал он. - Кворум у нас есть. Мы правомочны принять решение об однократной приостановке Соглашения.
Сэмми отрицательно покачал головой. Борис заговорил еще настойчивее.
- Рассуди здраво, Сэмми. Люп полагает, что они могут начать выход только в следующем году. А ведь запасы "Красного креста" - из тех, что не уничтожены радиацией - практически на исходе. А когда они выйдут, мы же не сможем сразу... Придется ждать.
- Геометрическая прогрессия, - важно кивнул Смит. - Из двух людей получится четыре, из четырех - восемь...
- Он молод, - продолжал Борис, - значит, у него дьявольский аппетит. Он тут же начнет своевольничать. А опыта у него никакого. А вспомни, как он рассуждал о контакте с людьми! Он нас тут же продаст!
- О чем это вы? - Смит переводил взгляд с одного на другого. Они не обращали на него никакого внимания.
- Я сомневаюсь что-то, - медленно сказал Сэмми, - Надо держаться всем вместе, иначе нам не выжить.
- Нам не выжить в любом случае, - возразил Борис. - Он же не станет придерживаться правил.
Борис просительно коснулся руки Сэмми.
- Пожалуйста, Сэмми. Только один раз.
- Вы, уроды, о чем вы там говорите?! - закричал Смит. Юность и самонадеянность в сочетании с чувством превосходства над двумя старыми уродами притупили его чуткость. Сидя у огня, он не особенно слушал, о чем они там лопочут, и строил свои собственные планы, в которых никому, кроме него самого, места не было. Теперь он разом потерял и самонадеянность и презрительный тон, увидев, с каким выражением смотрит на него Сэмми.
- Нет, - воскликнул он, как громом пораженный. - Нет! Вы не посмеете! Вы не имеете права! Вы...
Он вскочил одновременно с Сэмми и, повернувшись, бросился в спасительную темноту леса.
Он убежал недалеко.

Свежий паренек - это что-то особенное!

Перевод с английского Александра Левина

Вставшие над обрывом.

Информация о материале

Категория: Рассказы

Создано: 03.10.2011, 15:39

Кристина М.Кэрри. Вставшие над обрывом.

Аллен медленно шел вдоль по улице. Вглядываясь в лица людей, он думал о том, что сложно найти среди многих - одного, если только тот не старается быть обнаруженным. Их противник же или не умел заметать следы на снежном поле Сети, или же просто получал удовольствие от того, что по его следу неумолимо шли несколько опытных профессионалов. Враждебно настроенных профессионалов.
Они находили следы его кредитных карт при покупках и регистраций в гостиницах, следы выхода в Сеть и случайных задержаний при превышении скорости. Их противник не покидал города - чужого города в мире, разграфленном на невидимые участки строгим распорядком жизни бессмертных. Он был рядом - что-то замышлял, планировал, дразнил. Письма, записки, другие приветы - Аллен и его приятели получали их регулярно.
Сейчас, после полуночи, на площади было немноголюдно. Несколько любопытных туристов, несколько девиц легкого поведения, пара бродяг сомнительного вида. Аллен лениво выбирал для себя подходящую жертву - он давно уже не пил крови. Пришло его время - он чувствовал это по холоду в кончиках пальцев, по онемению губ и частичной потере ночного зрения. Он мучительно не хотел пить крови сейчас - слишком важны были для него те часы глубокого забвения, которые следовали за питанием. И в то же время не хотелось встречаться с Торвальдом без полной силы, период которой наступал через пару дней после принятия крови очередной жертвы.
Было сухо и жарко - вовсе не та погода, которую он любил. Не было ни дождя, ни тумана, и воздух был отвратительно сух, а в свете фонаря кружила только мелкая мошкара, но не играла радуга на капельках света, и Аллен чувствовал дискомфорт и неприязнь к душно-теплой летней ночи, к огням звезд и пролетающих самолетов над головой, к медово-желтому диску луны, освещавшему ему путь.
Аллен резко остановился, сделал несколько шагов, вновь остановился. Уже дважды ему казалось, что кто-то идет по его следам, стараясь подражать ритму его шагов, но неподходящая обувь - вероятно, тяжелые ботинки, выдавали преследователя. Делая вид, что просто изучает местность, Аллен еще несколько раз прислушался, потом свернул в тихий переулок. Днем здесь, должно быть, было многолюдно - на улочке было множество небольших магазинов. Но сейчас, после полуночи, здесь было пусто, а окна домов уже давно повествовали о покое и крепком сне хозяев.
Дойдя до середины улицы и вычислив расстояние до преследователя, его положение и все прочее, что мог донести до него слух, Аллен неожиданно и резко обернулся, сделал несколько шагов с неразличимой для человеческого глаза скоростью в том направлении, где шел таинственный соглядатай. Но встретиться с тем лицом к лицу ему не удалось - его ночной незваный спутник отличался той же феноменальной реакцией бессмертного. Они оказались по разные стороны неширокой улицы.
Аллен впервые с давнего времени увидел своего преследователя, того самого мальчишку, который был источником их неприятностей в течение последнего месяца. Увидел, и неожиданно для себя понял, что не может ненавидеть его - да, умом он понимал и помнил все то, что сделал Торвальд: и безобразную выходку с Кевином, и заложенную бомбу, и многочисленные подначки и прочие мелкие гадости; умом он все понимал, и все же этот месяц, эти дни, проведенные бок о бок с Кевином и Гэбриэлом сделали его если и не добрее, то терпимее и внимательнее.
Торвальд был невысок. У него была фигура долговязого пятнадцатилетнего подростка, длинные почти белые волосы, молочно-белая, как у всех бессмертных, кожа. Он выглядел мальчишкой - нежным, красивым мальчишкой, это впечатление усиливалось за счет его глаз - голубых, слишком крупных для тонко очерченного узкого личика. Глаза были глазами потерянного ребенка.. образ, который помогал Торвальду выжить всегда и везде уже многие годы. Мальчик-сирота для бездетных домохозяек, невинный наивный любовник для пресыщенных завсегдатаев гей-баров, простой тинэйджер из приличной семьи для полиции... но за всем этим прятался расчетливый и ненавидящий всех и вся ум.
Таков был Торвальд - творение Аллена, его порождение и его ночной кошмар.
Аллен помедлил, хотя много резких вопросов рвалось с его губ.
- Зачем ты преследуешь меня? Хочешь приблизить свой приговор?
Мальчик недоуменно посмотрел на него. Когда он говорил, верхняя губа капризно и высокомерно вздергивалась, обнажая ровный ряд белых зубов и некрупные клыки.
- Приговор? Уж не ты ли его вынес, создатель?
- Приговор вынесла Гарет. - весомо и жестко сказал Аллен. - Ты хочешь узнать свою вину и меру пресечения?
Мальчик заметно вздрогнул, потом гордо поднял голову. В глазах его металось что-то.. возможно, бешеная злоба или ненависть. Ненависть пополам со страхом.
- Ты обвиняешься в нарушении границ и законов гостеприимства, угрозе своему создателю, нарушении закона о креатурах, нарушении других законов и правил. Ты лишаешься покровительства бессмертных, становишься вне закона и подлежишь казни.
Торвальд вздрогнул сильнее, потом шагнул к Аллену. Глаза его были почти белыми от ярости, зрачки пульсировали, словно при быстрой смене вспышек света и темноты. Руки мальчишки были сжаты в кулаки, он держал их у груди, словно бы в боевой стойке.
- Уж не твоих ли рук дело, создатель? Ты пустил по моим следам эту бешеную суку?
- Ты говоришь о Гарет? Не стоит так говорить о ней. Впрочем, ты имеешь право на любые слова. Последнего слова у тебя никто не отбирал.
Торвальд истерически рассмеялся:
- Неужели ты веришь в то, что сумеешь схватить меня, создатель? Как нашкодившего котенка? Попробуй - сейчас. Попробуй и убедишься, что у меня есть когти.
- Неужели ты думаешь, что я не знаю о пистолете в твоем кармане? Неужели ты думаешь, что безоружен - я? Неужели ты думаешь, что я один?
Беловолосый мальчик быстро оглянулся, и тут же повернулся вновь лицом к Аллену, настороженно следя за его спокойно опущенными руками.
- Ты блефуешь. Ты один.
Аллен невесело улыбнулся и слегка повел плечами, показывая, что ему все равно, что же подумает о правдивости его слов собеседник. Потом он сказал негромко:
- Ты шел за мной. Хотел бы применить пистолет - сделал бы это раньше. Чего ты хотел? Разговора?
- О чем мне с тобой говорить, создатель? Я уничтожу тебя - вот и весь наш разговор.
- Попробуй. Делай все, что захочешь. Мне нет смысла спорить с тобой. Ты приговорен. Мне только интересно - зачем ты шел за мной?
- Хотел посмотреть на тебя. Хотел еще раз убедиться, что ты ненавидишь меня. Что я поступаю верно, пытаясь уничтожить тебя.
Аллен спокойно выслушал этот монолог, опять равнодушно повел плечами.
- Да, я ненавижу тебя. После того, как ты сбежал от меня, прихватив все мало-мальски ценное в доме. После того, как ты едва не перессорил меня с Гэбом, морочил ему голову а потом сбежал, ограбив и его. После того, как ты обошелся подобным образом еще с десятком наших. После всех твоих выходок в этом месяце. А ты думал добиться любви подобным образом? - насмешливо улыбнулся Аллен.
Он медленно поднял руку, поднес ее к уху, поправляя темную прядь с каштановым отливом, и вдруг, не закончив движения, с немыслимой для обычного человека переместился к Торвальду. Выглядело это так, будто бы он прошел через мальчишку и оказался у него за спиной, но в краткий миг, в который прозвучал выстрел, уложилось гораздо больше движений, и в одном из них Аллен успел выбить из руки Торвальда пистолет, развернуть его к себе спиной и опустить бьющие парализующим биоэлектричеством ладони тому на шею - единственное действенное оружие бессмертных друг против друга. Торвальд почти обмяк у него в руках, но не потерял сознания, и Аллен одним резким ударом ребра ладони рубанул его по шее, потом еще и еще раз - пока к его ногам мягко не сложилось бесчувственное тело.
Тогда Аллен, наконец, позволил себе оглянуться, и махнул рукой - в начале улицы показалась блистающе-черная машина Гарет. И только увидев ее, Аллен осторожно опустился на землю рядом со своей жертвой, прижимая ладони к ране в животе, из которой толчками выплескивалась кровь.
Гарет быстро домчала их - бледного, прикусывающего губы, но вполне живого и чувствующего себя вполне пристойно сравнительно человека Аллена и бессознательного Торвальда, за которым бдительно наблюдал Кевин, только вчера овладевший умением производить биоэлектричество по своему желанию - на баржу Аллена.
Гэбриэл, успевший за часы нервного ожидания вспомнить детскую привычку грызть ногти, даже не взглянув на ценную добычу, бросился к Аллену и был удостоен редкого зрелища, которое удается увидеть бессмертным только иногда, а людям - и вовсе никогда. Рана - небольшое пулевое отверстие на входе и изрядная воронка в тканях, кровоточащая разорванными сосудами и белеющая частями изрядно поврежденного последнего ребра сзади - стремительно регенерировала. Ткани затягивались тонкой розовой пленкой гранулята, а с краев уже наползала еще тонкая, но уже совершенно целая кожа. Увлекшись необычным зрелищем, Гэбриэл не заметил, что Аллен фактически обвис у него на руке и даже не вносит никаких дополнений в изрядно грешащий против фактов рассказ Гарет и Кевина.
Гэбриэл осторожно уложил друга на кровать, набрал в кружку воды и стал вытирать кровь, которая темными мрачными сгустками запеклась вокруг раны. Бессмертного нельзя убить таким ранением, но можно доставить ему немало неприятностей, и, главное, боли. Организм не желает терпеть мучительную боль, он борется с ней и впадает в наркотический транс - те вещества, которые вырабатываются в подобном случае у каждого обычного человека, вырабатывались у них в намного больших количествах, полностью снимая любую боль. И погружая в долгий целебный сон, который выглядел опасно глубоким.
Потом Гэбриэл небрежно осмотрел пленника. Половину времени занял осмотр тонких и прочных веревок, которыми тот был связан. Его меньше всего волновало состояние здоровья их долгожданной добычи, тем более, что в скором времени добыче предстояло обратиться во прах под лучами солнца. Не позднее, чем следующим днем, как решила Гарет. Тянуть с этим не было никакого смысла - Торвальд был опасен, Торвальд был приговорен и обсуждать это никто не собирался.
На суде бессмертных не было адвокатов и прокуроров, присяжных и свидетелей. Редко, не чаще двух раз в тысячелетие происходило что-нибудь, требующее от Гарет решений, и она выносила его - жестоко, не задумываясь. Выживание всех значило много, жизнь одного не значила ничего. Эти правила она помнила со времен своего детства, с которых прошло не одно тысячелетие. И теперь, не колеблясь, едва услышав от Гэбриэла историю стычки с Торвальдом, она коротко сказала:
- Смерть
И жестоким блеском отразился в ее глазах свет настольной лампы, и впервые Гэбриэл понял, насколько она стара и жестока, насколько вне всех законов и правил, кроме одного - выживания своего рода - стоит она. И насколько она сильна своей жестокостью и решительностью, сильнее многих из них, потому что слово справедливость ей ведомо только в одном смысле - ее справедливость, а слово закон - только в древней трактовке "око за око".
Это было странно даже для Аллена, который был не так уж и молод по меркам бессмертных, который был холоден и суров ко всем, кроме своих друзей. Это было странно для Гэбриэла, который никогда не стеснялся убивать для пищи или защиты. Это было почти невыносимо для Кевина, который был человеком конца двадцатого века, с его немыслимо мягкими законами и моралью, превозносящей гуманность и милосердие превыше всех благ.
Но это было Законом Гарет - законом, высшим для всех них.

Аллен спал, не чувствуя ни боли, ни жара от всех странных процессов, что происходили в его организме. Он спал сладким сном под воздействием уникального наркотика, который производило его собственное тело, и этот сон был слаще и радостнее, чем сон, подаренный любым варварским препаратом, которые изобретало человечество многие годы.
Но даже в этом сне была боль - не физическая, но душевная. Он видел во сне Торвальда, таким, каким увидел его впервые - очаровательный подросток с глазами затравленного оленя, с неловко-грациозными движениями и потаенным страхом в каждом жесте. Дитя улиц, странноватое и дикое, жестокое и одинокое - мальчик, которого он так неловко хотел сделать совсем иным. Смыть грязь подворотен и липких прикосновений, научить быть честным и веселым, свободным и сильным. Торвальда, который не был еще его творением, а был капризным подростком, навязавшимся ему в спутники мокрым зимним вечером несколько лет назад, вычислившем его секрет и умолившим его сделать его равным себе.
Он видел вновь мальчика, которого творил, даря ему свою кровь и сидя у его постели в полумраке, с опаской и тревогой наблюдая за его изменениями. Мальчика, который не расслаблялся даже во сне, всегда готовый отразить удар, который ему никто не собирался наносить. Удар, который он ожидал всегда и от всех, и бил первым даже тех, кого бить не имело смысла.
И, проснувшись резко и преждевременно, он понял - казни не будет. Или он сам шагнет под лучи солнца вместе с ним - своим проклятым творением, восставшим против творца.

Гэбриэл задумчиво наблюдал за пленником. Ненависть, которую он привык испытывать, слыша это имя, отходила на второй план. Теперь ему было жаль глупого и злого мальчишку, который не мог жить в мире ни с собой, ни со всем миром. Он удивленно думал о том, что жалость впервые за много лет напомнила ему о себе, об этом странно щемящем состоянии, когда поступки утрачивают логичность, а сердце становится не органом, перекачивающим кровь, но чем-то большим и даже неприятным в своей нервной пульсации.
Ему не было жаль ни своих жертв, ни всех остальных. Недавняя напрасная кровь - глупая смертная женщина по имени Франсин - никак не мешала ему жить дальше. А вот то, что предстояло сделать ему через несколько часов, вызывало в нем отвращение.
И для себя он решил - этого не будет. Нет того права, по которому они будут казнить или миловать. Слишком тяжек этот груз. Слишком велика ответственность - стоя на краю обрыва, сталкивать туда кого-то. Только самого себя можно толкнуть вниз. Себя. Но не иного.
Можно убивать для жизни. Такова их участь. Им нужна кровь - живая, пульсирующая в венах жертв. Чтобы жить самим. Такова судьба и таков рок тех, кто стал жертвами - быть пищей для бессмертных.
Нельзя убивать из мести. Даже если это грозит разоблачением. Даже если это существо доставило тебе столько неприятностей. Это не равносильно - неприятности и смерть.
И даже если глупый мальчишка в ненависти своей обрек тебя самого на смерть - нет права у тебя казнить его.
Детей не убивают. Детей наказывают. Наказывают жестоко, но не смертью.

Их глаза встретились, и они поняли друг друга без слов, как понимали всегда.

Гэбриэл подошел к уже практически пришедшему в себя пленнику, перочинным ножом вспорол веревки на запястьях и щиколотках. Торвальд вздрогнул, затравленно оглянулся, словно бы прощаясь со всем окружающим. Гэбриэл не спешил радовать его своим решением, ибо в его замысел это не входило.
Гарет ошеломленно посмотрела на него, попыталась встать из кресла. Но на ее плечо легла уверенная и тяжелая рука Кевина, который впервые осознал свою силу и обрел уверенность в себе. Он знал, что делает то, что должен делать и не колебался более.
- Аллен! Что все это значит?..
- Подожди, милая.
Аллен поднялся - с трудом, он чувствовал себя тяжелым и сонным, но уверенность в правильности своего решения окрыляла его. Он подошел к сидящему на полу и растирающему затекшие руки парню, приподнял его лицо за подбородок - жестко, но не грубо.
- Ты хочешь жить?
В глазах Торвальда метнулось и тут же скрылось что-то невиданное - радость, безумная жажда жизни, надежда, благодарность. И тут же вернулась привычная ненависть.
- Что это значит? Хочешь поиздеваться напоследок? Плевать! Я готов - поехали же.
Аллен размахнулся и отвесил Торвальду пощечину такой силы, что тот упал навзничь на пол.
- Отвечай! Ты хочешь жить?
Гарет пыталась подняться с кресла, но руки Кевина крепко вдавливали ее обратно.
Мальчишка молчал, прижимая руку к пламенеющей щеке.
- Отвечай мне, мальчик!
- Да! Да, будь ты проклят! Проклятый сукин сын, да! Хочу!
Слезы катились по его щекам, искусанные в кровь губы выбрасывали слова, словно пули.
- Тогда ты будешь жить. Но ты будешь жить совсем по-иному. Не так, как раньше. По нашим правилам. По нашим законам. По нашей морали. И ты будешь жить с нами, пока мы не разрешим тебе уйти. А это случится, когда ты изменишься.
- Нет! Я запрещаю, Аллен, Гэбриэл! Мое слово - закон!
- Это закон варварской древности, - негромко сказал Кевин. - Этот закон порождает вот таких вот дикарей. Пора принимать иные законы.
Торвальд недоуменно переводил взгляд с Аллена на Гарет. Он никак не мог понять, что все это значит - то ли жестокий фарс, мастером которых он был, то ли что-то совсем иное. Понять смысл иного ему было трудно - прощение, милосердие, любовь были для него недоступными понятиями. Пока еще недоступными.
Аллен поднял его за плечи, резко встряхнув, внимательно взглянул в глаза.
- Я нарушаю закон для тебя. Я отменяю твой приговор. На свой страх и риск. Я даю тебе последний шанс на жизнь.
Торвальд молчал, но по нервному движению губ было видно, что он хочет что-то сказать.
- Я не прощаю тебя за то, что сделал ты. Но я прошу у тебя прощения за то, что сделал я. И - за то, чего я не сделал. Слышишь меня?
И тут произошло неожиданное. Торвальд разжал кулаки, вцепился накрепко в футболку Аллена, прижался к нему так, словно кто-то пытался его оторвать, и заревел - как обиженный, несчастный, брошенный всеми ребенок. Которым он и был в глубине души.
Аллен погладил его по волосам, не успокаивая, и негромко проговорил:
- Я ведь люблю тебя, мальчик. Люблю.
Глазами он встретился с Гэбриэлом и опять слегка улыбнулся ему. Это не было правдой. Но это как всегда - работало.

Танцующий на лезвии.

Информация о материале

Категория: Рассказы

Создано: 03.10.2011, 15:39

Кристина М.Кэрри. Танцующий на лезвии.

Он выглядел странно. Но не более странно, чем мог бы выглядеть любой другой человек, одевшийся не по времени и не к месту. Черные джинсы, черная же кожаная куртка, плотно застегнутая, из-под которой виднелся только ворот высокой водолазки. Кожаные перчатки, натянутые на рукава куртки и скрепленные зажимами. Поверх всего - мотоциклетный шлем с темным стеклом. Все это было бы нормально, если бы не душная летняя жара, что сжимала вторую неделю в своих объятиях город.
На мотоцикле - довольно старом и потрепанном, чтобы быть незаметным, он неспешно катил вдоль обочины, подыскивая место для парковки. Соскочив с мотоцикла, он пошел вдоль по улице. На него оглядывались, компания школьников что-то прокричала ему вслед. Но парень в шлеме не оборачивался. Ему было все равно. Он был невысок, изящен. В походке было что-то необъяснимо женственное - возможно, излишне плавное покачивание бедрами. И в то же время его нельзя было принять за женщину.
В помещении школы, в рекреации, был установлен компьютер. Парень заплатил положенное, уселся за него и, неловко тыкая пальцами, закованными в перчатки, словно в броню, стал что-то набивать. Недолгое - вероятно, письмо. Закончив это, он вышел, чувствуя спиной удивленные взгляды детей и учителей. Парень в шлеме сел на свой мотоцикл и уехал, оставив о себе на память только порцию неароматного сизого дыма. На табло школьных часов было 12 дня.

Аллен спал. Его компьютер оккупировали Гэбриэл и Кевин. Когда мейлер выдал сообщение о том, что пришло новое письмо, они ненадолго отвлеклись от игры, посмотрели на раскинувшегося на кровати приятеля и решили его не будить. Порядочность помешала им заглянуть в письмо, которое не предназначалось им, и они продолжили свое увлекательное путешествие в дебрях очередной аркадной игры.
Когда Аллен прочитал письмо, было уже 9 вечера. Письмо было коротким, но очень содержательным.
"Если до 17-ти часов ты не найдешь меня, умрет ребенок".
Подписи не было.
Аллену не потребовалось много времени, чтобы узнать, откуда послано письмо. Однако то, что оно было послано из интернет-кафе одной из школ Парижа, никому пользы не принесло. К тому же, от указанной даты прошло уже четыре часа.
Аллен отодвинулся от компьютера и оглянулся на своих компаньонов. Гэбриэл сидел у музыкального центра и вертел ручку тюнера, пытаясь поймать какую-то радиоволну. Он был странно спокоен. Кевин же навис у Аллена над плечом, жадно глядя на экран, словно бы нехитрые нажатия на кнопки могли совершить какое-нибудь чудо. Кевин выкручивал себе пальцы, как обычно делал, когда был крайне взволнован.
Аллен на мгновение задумался, изучая своего нового приятеля. Выздоровев, тот сильно изменился внешне. Он обрезал свои длинные черные волосы на манер Аллена, в стильное "карэ" до подбородка, приобрел общий для всех бессмертных идеальный цвет лица и легкий румянец. Кожа у него была светлой, а темные серые глаза, посаженные глубоко и широко, казались почти синими. У Кевина было очень мягкое, почти детское лицо - короткий чуть вздернутый нос, широкий рот, округлый подбородок с ямочкой. Мягкость была и во всей его фигуре - ростом заметно выше Аллена, он все равно казался легким и слабым.
Аллен опять подумал, что, возможно, дело в том, что Кевин с детства страдал неоперабельным пороком сердца, с первых шагов был жестоко ограничен в движении. Это наложило мощный отпечаток на все его существование. Только тихие игры. Только интеллектуальные занятия. Никакого спорта. Никаких танцев. Никаких волнений, споров, ссор. Никаких крайностей. Аллен задумался о том, каково это - всегда думать о том, что любая вещь, доступная любому человеку, легко может уложить тебя на больничную койку или в гроб. Да, конечно, это меняет все.
Кевин не был трусом, но мог показаться таковым менее наблюдательному, чем Аллен человеку. Достаточно было повысить на него голос, чтобы он отказался, по крайней мере на словах, от своих убеждений. Достаточно было показать ему кулак, чтобы он покорно сделал то, что от него хотят. Аллену казалось это абсурдным, он давно забыл те времена, когда думал о сохранности своего тела. Он мог позволить себе вмешаться в любую драку, не опасаясь быть убитым - тело легко боролось с повреждениями. Мог выдерживать любую нагрузку, не боясь повредить себе - его выносливость была почти бесконечной. Как у всех бессмертных. Но на солнце выходить он все-таки не мог.
- Аллен, мы должны что-то с этим сделать!
- С чем, с этим?
- С ним, с этим парнем.
Гэбриэл поднял голову от приемника. Посмотрел на Кевина. В углах рта притаилась злая усмешка.
- С какой стати? Только потому что он прислал какое-то дурацкое письмо?
- Но ведь он же это сделает! Как, неужели тебе все равно?
- Во-первых, уже сделал. Если только это не пустозвонство. Во-вторых, я бы на твоем месте думал бы о том, что он сделал тебе.
- Но это ребенок? В чем виноват он?
- А в чем виноват ты?
- Что я? В конце концов, я должен благодарить его за все это. Я здоров. Я никогда себя так свободно не чувствовал. У меня есть друзья, которые не смотрят на меня, как на калеку - впервые в жизни! У меня есть тысяча лет жизни впереди. Это же дар Божий!
- И необходимость убивать для этой жизни. Две недели назад ты называл это проклятием...
- Я буду убивать только тех, кто этого заслуживает.
- А разве ты Господь наш Христос, чтобы об этом судить?
- Все, что происходит - по Божьей воле.
- Неплохое оправдание. Тогда оставь в покое этого ребенка. Это тоже Божья воля. Только я слышал о том, что Бог даровал людям свободу воли.
- Чего ты хочешь от меня? Я думал, ты мой друг...
- Я твой друг. Поэтому я не хочу слушать, как ты превозносишь этого мерзавца. Как ты готов целовать ему ботинки. И как ты не в силах разобраться со своей несчастной религией.
- Прекрати!
- Ого, Кевин! Ты, оказывается, умеешь кричать...
Аллен, улыбаясь, слушал эту содержательную дискуссию.
- Ну что, господа? Будем дискутировать о нашем бытии дальше? Этим разговорам не одна тысяча лет. Или будем думать дальше?
- Что тут думать, Ал? Ищи его через свои ресурсы. Скоро стемнеет, мы с нашим богомольцем попробуем найти его обычным методом.
- Перестань цепляться к его религиозности, Гэб. Это утомляет. Ты сам придешь к какой-нибудь религии рано или поздно. Когда начнешь задаваться вопросами о смысле своей жизни.
- Я?! Да никогда!
- Ты еще молод. Очень молод.
- Я прожил уже восемьдесят лет. Полная жизнь человека. Это - молодость?
- Гэб, закончим этот разговор. Молодость не в числах, она в душе. В беспечности, в тяге к удовольствиям. В эгоцентризме. В жажде деятельности. В жестокости. Все это - твое. И будет твоим еще много лет.
- Ну хорошо, старый мудрец, хорошо.
Кевин выпил залпом пару стаканов воды. По тому, как он закусил губу, было ясно, что он о чем-то напряженно думает.
- Аллен. А как он мог отправить письмо с терминала школы, если это было днем? Он может ходить по свету?
- Возможно, у него есть помощники. Из обычных людей.
- Это совсем плохо.
- Почему?
- Потому что у нас их нет.
Аллен чуть не прикусил губу, в попытке не рассмеяться. Ему не хотелось ничем обижать свою новообретенную креатуру, но на языке вертелись только колкости. Он не мог решить для себя, сам ли стал столь серьезен и рассудителен, или им попался слишком простой и наивный товарищ.
- Кев, чем больше людей помогает ему, тем проще нам будет его найти.
- Найти - и что?
- И убить.
- Ты и впрямь хочешь это сделать?
- Да. Я пообещал убить его еще до всего этого. А я привык исполнять обещания.
- Будет ли это справедливо?
- Кевин, забудь все свои дурацкие слова: правосудие, справедливость, честность.. - вступил в разговор Гэбриэл. - Все это не для нас. Торвальд паршивая овца в стаде. Он опасен для всех нас. И он уже приговорен, осталось только привести приговор и похоронить его.
- Ты знал его лично?
- О, да. Я знал его. Так же, как знали его еще пара десятков наших. Близко, но недостаточно хорошо. Потому что пустил его к себе, где он успел и мне попортить нервы, прежде чем я выставил его вон. К сожалению, я не выставил его вон на свет. Стоило бы..
- Как вы можете быть так жестоки к одному из вас? Разве нервы значат так много?
Аллен недоуменно глядел на темноволосого мальчика, который почти плакал. Как можно так переживать за человека, который мало того, что не сделал тебе ничего хорошего, но и изрядно поломал всю твою жизнь? Как можно так метаться из стороны в сторону в своих мнениях - то он требовал немедленно что-нибудь сделать, чтобы спасти какого-то ребенка, то, узнав, что будет с пресловутым убийцей, бросился защищать его. Бред. Просто невозможно понять. Аллен подавил вздох при мысли о том, что ему придется ломать и подавлять, цинично растаптывать и замещать на холодное равнодушие весь этот плещущий во все стороны неуправляемый гуманизм. Ради блага остальных. Ради его собственного блага.
Но все-таки жаль мальчишку. Он не годится в Создания Ночи. Он слишком мягок и чувствителен. Он лишен логики и самолюбия, неустойчив психически и слаб, да. Но он удивительно добр и человечен. Аллен не был таким, не были такими и его знакомые-вампиры. Ни до, ни тем более после преображения. Но всех их выбирали для новой жизни. Тщательно, внимательно. Оценивая со всех сторон. А этот мальчик был столкнут на рельсы новой жизни, под колеса трансформации жестокой рукой другого мальчишки, жестокого и глупого, привыкшего играть чужими нервами и судьбами ради временного удовлетворения своего вечного чувства ущербности.
Жестокие слова, меткие определения приходили на ум. Аллен мог читать лекции о психических проблемах своего творения. Он мог разобрать на составные части все его комплексы, фобии и дефекты воспитания. Но это ничего не меняло. Ведь он не мог ничего сделать со всем этим, со всем тем хламом, что годами копился в голове мальчика по имени Торвальд Йенссен. Знание о том, что лежало за всеми его выходками, не давало ключа к тому, чтобы прекратить это. Возможно, все дело было в том, что Аллен никогда не мог полюбить его, хотя бы так же, как он любил Гэбриэла или других молодых. И, уж конечно, Аллен никогда не мог полюбить его так, как нужно было бы, чтобы исцелить обиженную душу и ненавидящее сердце Торвальда. И тот знал об этом, и ненавидел Аллена больше всех остальных бессмертных.
И со всем этим совершенно ничего нельзя было сделать. Ненависть порождала отвратительные поступки, отвратительные поступки порождали ненависть обратную. Пути назад не было.
Как сделать так, чтобы Кевин не пошел этим путем?
Как научиться давать людям тепло, или хотя бы удачно притворяться, что делаешь это?
Аллен подтолкнул ногой невысокий пуфик поближе к себе.
- Кевин, сядь сюда. Просто сядь и ничего не говори.
Напряженно, недоверчиво Кевин сел, стараясь не задеть провода и шлейфы, которые свисали из полуразобранного после недавнего апгрейда системного блока.
- Нет, не так. Ближе ко мне.
Аллен сам направил его движение, надавив на плечо, кладя голову парня к себе на колени. Он провел рукой по его волосам, сначала движение было простым, прикосновение - нечувственным, почти отцовским. Потом рука скользнула ниже, на спину. Аллен собрал на кончики пальцев легкий электрический разряд и, умело играя им, стал водить пальцами вдоль позвоночника. При этом он старался окружить своего подопечного волной тепла и заботы, вспоминая все слова той речи без слов, танца эмоций и чувств, которой бессмертные владеют много лучше простых людей.
Гэбриэл следил взглядом, теплым и мягким, за руками Кевина, которые то сжимались в кулаки, бессознательно и бесцельно, то слегка трепетали под натиском чувств.
Нескоро, только перестав бояться, что от случайного слова или движения наваждение исчезнет, Кевин поднял голову. Глаза его были одновременно влажными от слез и сияющими безумным счастьем.
- Как ты это делаешь? Что это такое? Песни ангелов я слышал и многое иное... Это даже не секс...
- Это может быть сексом, если ты захочешь. Но это - больше. Это то, чему ты еще научишься, это то, что есть у всех нас.
- Я.. я хочу научиться.
- Кевин, послушай меня. Я хочу, чтобы ты это запомнил. Вот это вот тепло. Все это. И я хочу, чтобы всегда, какими бы ты нас не увидел, что бы мы не делали, ты помнил его. И я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Мы оба любим тебя.
Кевин молча положил голову обратно ему на колени.
Гэбриэл встретился с ним глазами, слегка улыбнулся. Аллен улыбнулся в ответ. Это было неправдой. Но ведь это работало, в конце концов...
Гэбриэл вышел за дверь баржи и тут же влетел обратно.
- Пойдите-ка, полюбуйтесь на привет от нашего юного друга!..
- В чем дело?! - встрепенулся Аллен. - Что там еще?
То, что он увидел, его не особенно впечатлило, но все-таки вывело из равновесия. Перед дверью валялось то, что пару часов назад было черной кошкой. Теперь это было телом, а вернее сказать - тушкой. Голова была отрублена и красовалась над дверью, аккуратно положенная на выступ над дверью, внутренности были тщательно и не без своеобразного изящества разбросаны по палубе.
- Э-э.. ну, может, это просто какой-нибудь хулиган-подросток? - задумчиво произнес Аллен, брезгливо отступая от кровавого пятна под дверью и автоматически вытирая и без того безупречно чистые руки.
- Аллен, мне кажется, я могу взять след того, кто это сделал. Я чувствую запах. Может такое быть? - Голос Кевина был и робким, и возбужденным одновременно.
- Может, - уверенно ответил Гэбриэл.
Аллен приподнял брови: - В нашей милой компании таких способностей еще не было. Это что-то новенькое.
- Вирус мутирует, Ал. Вирус мутирует. - Негромко ответил Гэбриэл. - И мы не знаем, сколь далеко зайдет мутация.
- Итак, мы пойдем по следу, а ты останешься дома и будешь держать с нами связь. По сотовику, думаю, это будет нормально.
- Сыщики с сотовым телефоном - вот это номер! Достойно хорошей пародии на детектив. - улыбнулся Аллен. - Ну что ж, попробуйте. Я попытаюсь выследить сукиного сына через мои ресурсы.
Они быстро бежали по улицам, стараясь никого не сбить. Краем глаза Гэбриэл наблюдал за Кевином, за его неуверенно-легкими движениями, за сомнением, которое было в каждом его шаге и движении рук и за одержимой уверенностью, которая доминировала на его лице. Он едва верил, что может бежать, не задыхаясь, но так четко знал, куда должен свернуть на перекрестке. Сам Гэбриэл спокойно выдерживал такой ритм, для него это было пустячной задачей - несколько километров кросса по вечерним улицам, полным людей, вышедших на прогулку.
След вел Кевина с такой четкостью, словно бы был прочерчен светящимися линиями на темном асфальте. Он знал, что чувствует запах, но не осознавал этого, просто путь был отмечен в его уме - повернуть здесь, спуститься вниз по подземному переходу. Он знал еще многое, и не понимал, откуда знает - знал, что противник беспечен и самоуверен, что он и не подозревает, что его можно выследить, а потому даже не пользуется метрополитеном, чтобы оборвать след. С каждым шагом он все более чувствовал преследуемого - его образ мыслей, его планы, его ожидания. Его ненависть ко всем и его бесконечное ледяное одиночество. Все это приходило из запаха крови и машинного масла, странных редких благовоний и новой хорошо выделанной кожи, которым полнился след.
След оборвался на ступенях, ведущих вниз, к стальной двери. Кевин нажал на ручку, но дверь была заперта.
- Это все? - спросил Гэбриэл, отдышавшись - пробежка утомила даже его. - Попробуем обойти здание?
- Нет, подожди. Что-то не так.
Кевин прислушался, забывая о том, что вокруг, заставляя себя обратиться в чистый слух. В здании - каком-то офисе - никого не было, но он слышал тревогу и опасность, понять которую еще не мог. Это была большая и грозная опасность, и она исходила от двери, от ручки, которую он беспечно нажал. Это было тихое тиканье, это был незнакомый и странно острый запах какого-то синтетического вещества, и это был запах боли и страха. Запах катастрофы.
- Быстрее отсюда! За угол, куда угодно.. быстрее!
Кевин схватил Гэбриэла за рукав и потащил его прочь, за угол улицы. Они успели только повернуть и упасть на землю, когда сзади грянул гром. Их вдавило в землю сначала неописуемо тяжелым ударом воздуха, расплющившего их, оглушившего и ослепившего, а потом над головами пронеслась волна жаркого пламени и сухого раскаленного воздуха. Оглушительно взвыли сигнализации машин, повсюду слышался звон бьющегося стекла.
- Что за черт?! - простонал Гэбриэл, поднимая голову и размазывая непослушной рукой по лицу кровь, пошедшую из носа. - Что это было?
- Здание было заминировано. Еще минута - и...
- Уносим ноги, сейчас здесь будет полно полиции.
К месту взрыва уже сбегались люди, но никто не бежал по той улице, на которую они свернули. Гэбриэл вытер лицо своей черной майкой, отряхнулся, пригладил волосы. Теперь они не выглядели жертвами взрыва - почти достаточно, чтобы спокойно идти по улице. Кевин почти сделал шаг вперед, и замер, молча сжимая рукой плечо Гэбриэла и пытаясь развернуть его направо.
Вдалеке, под вывеской какого-то ночного бара, стоял, глядя на них невысокий светловолосый юноша в черной одежде. Черт его Кевин не мог различить, но четко знал, кто это. Тот, кто встретился ему в кинотеатре. Его убийца. Его создатель. Торвальд Йеннсен.
- Ах, ты, ублюдок! - закричал Гэбриэл, бросаясь к нему. Но было поздно - юноша вскочил на мотоцикл и умчался по улице, разрывая воздух ревом мотора.
- Мы его потеряли. - Скорбно сказал Кевин. - След останется, но мы его не поймаем, он уедет слишком далеко.
Зазвонил такой нелепый, слишком официальный и строгий на этой улице, где не осталось целого стекла, телефон.
- Что там у вас?
- Ублюдок заминировал целый дом, но мы невредимы.
- Возвращайтесь! Немедленно.
Несколькими часами позже, на барже, они вновь и вновь обсуждали все обстоятельства погони и происшедшего потом взрыва.
- Это было приветом для нас. Но откуда он знал, что мы так скоро будем там?
- Он не знал. Он просто ждал. Я нашел это здание, потому что он снял в нем помещение под офис сегодня утром. И он знал, что я это узнаю.
- Но он был удивлен, - сказал Кевин. - Удивлен, он не ожидал увидеть там нас.
- Откуда ты знаешь?
- Я могу чувствовать его мысли на расстоянии. - Скромно сказал Кевин. - С того момента, как встал на его след.
- И что же он думает сейчас?
- Ничего. Просто едет по скоростной автостраде на своем мотоцикле.
- Куда едет?
- Сюда, обратно.
Гэбриэл присвистнул:
- Однако, до чего же смелый мерзавец!
- Он никогда не был трусом. Он всегда обожал танцевать на лезвии бритвы.

Дикарь.

Информация о материале

Категория: Рассказы

Создано: 03.10.2011, 15:38

Кристина М.Кэрри. Дикарь.

Аллен сделал еще несколько шагов по узкому переулку и резко остановился. То лицо, что маячило перед ним эпизодом из муторно-тягучего неприятного ночного сна, казалось под струями дождя неживым. Белая в синеву кожа, всклокоченные, давно не чесанные черные волосы, совершенно безумные глаза - широко раскрытые, с пульсирующими в неярком свете витрин зрачками - чувствительными даже к такому перепаду освещения. Одежда - заляпанная землей, порванная в нескольких местах. Аллен отшатнулся - он инстинктивно старался держаться подальше от всего того, что было грязным, шумным или дурно пахнущим. От всего, что причиняло беспокойство.
Тот, кто шагнул ему навстречу из лилово-голубого света витрин, больше походил на мертвеца, вставшего из могилы, чем на живое существо. Не видом, даже не запахом - от него исходил некоторый неприятный запах, но Аллен мог различить, что это только запах сырой земли, но никак не разложения. Нет - мертвеца он более всего напоминал закостеневшей посадкой головы, безжизненным неестественным углом плеч. И оскалом - верхняя губа была задрана в статичную гримасу, обнажая не полностью развившиеся клыки.
Если бы не эти клыки, Аллен никогда не догадался бы, что перед ним - один из равных ему. У них не было никаких отличий, по которым один вампир мог отличить другого - ни специфического запаха, ни какой-либо ауры или чего-то подобного. Но именно эта не самая значительная деталь анатомии - удлиннившиеся и закругленные, как бы конусовидные клыки - подсказала ему, что перед ним вампир, скорее всего - новичок, существо, появившееся без наставника, напуганное до полусмерти всем, происходившим с ним. Вампир без учителя. Легенда, ошибка. То, чего не должно быть.
Что с ним делать? - неторопливо подумал Аллен. - Убить? Это не так уж и сложно. Но - почему? Только потому, что я не знаю, годится ли он для нашей жизни? Разве это - и впрямь повод? Ведь он уже есть, он выжил, вопреки всему, прожил первые недели болезни. Он научился прятаться от света, наверняка уже научился пить кровь. Научился один.. Значит, он достоин жизни. Пусть выживает тот, кто силен.
- Кто ты? Ты такой же, как я?
Голос у этого существа был тоже нечеловеческий - глухой, хриплый, сорванный и какой-то замогильный. Но то, что он спросил, указывало на то, что его разум вполне сохранился.
- Да. Я помогу тебе.
- Будь ты проклят.. ты и тот.. кто.. убил меня..
Говорил он, выговаривая слова только в самом начале выдоха, дальше шло только глухое гортанное сипение.
- Ты жив. И я жив. Иди сюда.
Аллен протянул руку. Голос его был холодным, на лице застыла маска равнодушия. Еще слишком никем был для него этот человек напротив - еще никаких чувств не мог вызвать ни своей бедой, ни своей беспомощностью. И, может быть, эта холодность была сейчас более выигрышной, нежели живой интерес или сочувствие. Этого новичка следовало вываживать, словно рыбу, давая ей спокойно заглотить наживку.
Тот подошел, неуверенно коснулся грязными пальцами с глубоко сорванными ногтями руки Аллена. Аллен цепко захватил его ладонь и повел за собой в направлении дома. Парень, что был выше его на полголовы и заметно шире в плечах, шел покорно, словно маленький мальчик. Внешне он чем-то походил на Гэбриэла, но был совсем другим по внутреннему ощущению. Он был неуверенным, запуганным, каким-то неровным. Это не было результатом последних дней болезни, это было в нем изначально. Об этом Аллен думал, как о чем-то таком, с чем ему еще представляло бороться.
Внезапно парень остановился посреди дороги, словно упрямый мул.
- Куда.. мы.. идем..?
- Ко мне.
- Зачем?
- Там безопасно. Нет света. Спокойно. Нет никого. Ты отдохнешь.
Аллен говорил короткими размеренными фразами, в голосе его было нечто почти что гипнотическое - он научился этому от Гэбриэла. Парень стоял, набычившись, упершись широко поставленными ногами в мостовую, словно бы его собирались тянуть куда-то волоком.
- Пойдем. Скоро утро.
Услышав это слово, парень вздрогнул всем телом, огляделся затравленно, дернулся, собираясь куда-то бежать. Аллен схватил его за руку, вывернул ему руку за голову, нащупал свободной рукой хорошо известные ему точки на шее. Вампир мог быть сильнее обычного человека в толчковой силе или в выносливости, но нести нечто, массы превосходящей свою, долго он не смог бы. Потому он просто отключил у своего новоявленного подопечного ощущение своего тела, оставив у него возможность двигаться. В этом была опасность - тот мог упасть, но было и преимущество - он не мог бы и сопротивляться.
Аллену удалось довести его до своего дома-баржи без приключений. Там он попросту, не церемонясь особо, оглушил свою "добычу" изрядной долей биоэлектричества, которое мог генерировать в своих ладонях, подобно электрическому угрю или другому животному. Уложив его на кровать, на которой могли бы разлечься минимум четверо, он подошел к компьютеру и принялся искать кого-то в веренице разных чатов и серверов, обеспечивавших передачу сообщений на пейджеры. Только через некоторое время, получив нужные инструкции, он вернулся обратно, к кровати, на которой бездвижным телом лежал его подопечный.
Все было слишком непонятным, слишком сложным. Никто из тех, с кем Аллен поддерживал отношения, не знал о том, как получаются дикари. Они были легендой, с которой никто не сталкивался лично, мифом, доказательств которого никто не видал воочию. А единственная, кто мог бы ему помочь, Гарет, была где-то вне его доступа. Сам Аллен был слишком далек от знания медицины, чтобы делать хотя бы примитивные выводы о состоянии того парня, который лежал на его постели и выглядел совершенно безнадежно больным.
Аллен слишком плохо помнил, как сам становился бессмертным. Это были долгие дни, наполненные болью и жаром, бредом и кошмарами. Но тогда рядом с ним была Гарет, и все, что с ним происходило, казалось не таким уж и страшным, когда ближе к полуночи наступали моменты просветления. Хорошо он запомнил только последний день своего превращения... или первый день новой жизни. Тогда он встал с постели легким и чувствующим в себе необычайную силу, незнакомое до той поры ощущение абсолютного здоровья, полной гармонии во всем теле. Тогда ему казалось, что он может летать, и вся память о предыдущем страдании неслышно ушла из его тела. Так сглаживаются родовые муки в памяти женщины, которая держит на руках свое дитя.
Но из-за этого, или просто из-за того, что он никогда не интересовался природой всех изменений, которые происходили с ним, в отличие от Гэбриэла, который несколько лет провел над микроскопом и пробирками, пытаясь исследовать собственную кровь и тело, сейчас он был совершенно беспомощен. Его мысли текли неторопливо, он не волновался, ибо никогда не был способен сопереживать искренне незнакомому человеку, но ни одного решения он не мог принять, ни одного действия для себя не определил.
Наконец, прозвучал звонок телефона. Аллен неторопливо протянул руку, взял трубку одной рукой, другой неожиданно для себя потянулся к лежащей на столе измятой пачке дешевых сигарет, которую он извлек из кармана своей "находки". Он не курил уже несколько десятков лет, но и до того, как решил, что эта привычка лишняя в его жизни, не верил, что курение способно успокоить нервы. Но сейчас сигарета сама легла в пальцы.
- Да?
- Привет, Ал, это Гарет. Получила твое сообщение. В чем дело?
- У меня тут один интересный.. человек. Я бы сказал, что это дикий вампир. Он еще не полностью изменился. И, по-моему, он не переживет изменение. Ты можешь мне что-нибудь подсказать?
- Где ты его нашел?!
- На улице, что особо интересно...
- Я не могу сказать ничего конкретного. Такое случалось иногда.. может, один или два раза, когда кто-то из наших был неосторожен, оставлял жертву еще живой и происходило заражение.
- Я его никогда не видел. Кто из наших еще в моем городе?
- Никого вроде бы. Но я уточню.
- Так что с ним делать?
- Даже не знаю.. Попробуй найти Гэбриэла, он может быть, сумеет помочь как-то через медицину - он исследовал изменения. Я могу только посоветовать дать ему еще крови. Может, это поможет. Но.. стоит ли? Что это за человек? Ты же не знаешь, что из этого выйдет.
- Я не хочу оставлять его умирать. Отчего-то не хочу. Я попробую его вытащить.
- Ну что ж... Удачи!
- Пока! Не пропадай, ты, может, еще понадобишься.
Аллен положил трубку и задумался.
Через несколько минут он поднял голову, привычным жестом поправив волосы и пристально взглянул на лежащего парня. Тот очнулся после парализующего удара, кажется, был в сознании. Он медленно обводил глазами интерьер комнаты. Аллен подошел, сел рядом, удивившись тому, что при взгляде на него незнакомец вздрогнул и попытался отодвинуться. Движение не удалось, и в его глазах - темно-серых, как разглядел теперь Аллен - мелькнул дикий, животный страх.
- Не бойся меня. Я не причиню тебе вреда. Я буду лечить тебя. Как твое имя?
Парень помедлил, словно бы с трудом понимал смысл сказанных ему слов. Потом он облизнул сухие потрескавшиеся губы, на которых запеклась кровь, и с трудом выговорил:
- Кевин.
- Откуда ты?
- Из Ливерпуля.
- Как ты себя чувствуешь?
- Плохо. Больно. Жар. Холодно. Хочется пить.
- Где больно?
- Везде. Голова. Суставы. Глаза. Везде.
- Как давно это случилось?
- Что .. это?
- Как давно ты заболел? И почему?
- Неделя. Может быть - две. Я.. на меня напал кто-то.. укусил, пил кровь. Как в кино. Потом я умер. Потом воскрес. В аду. Это все еще ад?
- Ада нет. И ты жив. И будешь жить.
- Я прятался от солнца. Оно меня пугало. Было больно. Я прятался в подвалах, в канализации. Я знаю, что солнце меня убьет. Я едва не умер, когда попал на свет. Почему все это? И кто ты? Сатана?
- Меня зовут Аллен. Я - человек. Такой, каким ты станешь, когда тебе станет лучше. Я все тебе объясню, но после. Сейчас я...
Аллен помедлил, не зная, как объяснить то, что он собирается сделать.
- Я дам тебе своей крови. Тебе станет лучше. Наверное. Или сначала хуже, но потом лучше. Это - лекарство. Поверни голову ко мне.
- Зачем?!
- Не кричи. Мне нужна твоя вена. Это как укол.
- Нет! Хватит. Ты тоже хочешь моей крови.. Убирайся, монстр!
- Если ты не подчинишься, я опять отключу тебя. Уговаривать тебя я не буду.
Парень закусил губу и отвернулся, подставляя обнаженную шею. На месте, где проходила артерия, был большой сине-желтый синяк. Аллен поморщился, но наклонился к его горлу, положил руку так, чтобы тот не мог пошевелиться и знакомым уже движением прокусил вену и медленно стал перекачивать ему свою кровь. В это время он думал о том, что когда-то слышал о системах групп крови и о том, что кровь чужой группы могла быть опасной и даже смертельной для человека. Когда он создавал обе свои креатуры, он действовал по веками отработанной методике - понемногу делясь своей кровью, три или четыре раза за две недели, маленькими порциями. Но здесь был другой случай, и он не знал, что последует за его действием.
Аллен отнял клыки от шеи, прижал пальцем прокушенную вену, надавил хорошенько, чтобы не сделать еще один синяк. При этом он внимательно вглядывался в лицо Кевина, наблюдая за происходящими переменами. Парень закрыл глаза, на его лице появилась слабая улыбка. Выглядело все так, будто он получил хорошее количество успокоительного средства. Буквально через несколько минут кожа "пациента" стала более розовой, пропал зловещий синеватый оттенок, он словно бы оживал на глазах. Аллен не знал, хороший ли это симптом, у тех двух, которых он сделал вампирами, введение крови вызывало лихорадку и сильную боль, но потом все проходило.
Он хотел остаться сидеть рядом со спящим парнем до утра, но, убедившись через несколько часов, что тот спит спокойно и ровно, ушел к своему компьютеру и стал отлаживать очередную программу. Иногда он оглядывался и тут же поворачивался к монитору вновь. Он не знал, как определить состояние парня. Дыхание его было раза в два реже, чем у Аллена, но ровным, он не стонал и не метался.
За возней с упрямой программой он не заметил, что настало утро, затем день и вновь вечер. Кевин так ни разу и не приходил в себя, но уже в середине дня он стал дышать тяжелее, с хрипом, его руки беспрерывно теребили простыню, которой он был накрыт. Глаза под полуприкрытыми веками беспрерывно дергались. Разбудить его Аллену не удалось. Аллен старался сосредоточиться на программе, но оборачивался все чаще и чаще. Он уже отправил Гэбриэлу несколько писем с просьбой немедленно приехать, но умению Гэбриэла обращаться с электронной почтой и вообще с компьютером он не доверял.
Когда прозвучал звонок в дверь, Аллен с трудом удержался от того, чтобы не броситься открывать ее бегом. Ему стоило некоторого усилия придать себе свой обычный спокойный и равнодушный вид. Он с удивлением подумал, что давно уже так не был взволнован.
На пороге стоял долгожданный Гэбриэл в какой-то странной куртке с огромным количеством ярких нашивок и этикеток. В руке его был чемоданчик, в котором обычно носят свои инструменты рабочие, чемоданчик звенел и брякал стеклом и железом. Гэбриэл улыбнулся широко и сказал:
- Доктор пришел!
Аллен пожал его широкую ладонь и кивнул в сторону комнаты.
- Пациент уже заждался...
И понял, что улыбнуться не может.
Гэбриэл быстро и уверенно прошел в комнату, склонился над лежащим без сознания парнем. Открыл свой чемодан, вытряхнул какой-то инструмент, Аллен с трудом вспомнил, что это называется стетоскоп, термометр, еще что-то. Он впервые видел Гэбриэла в роли врача, и старался не думать о том, что тот так и не окончил медицинского колледжа, да и было это еще перед второй войной этого века. Через несколько минут комната наполнилась неприятным запахом лекарств и спирта. Сделав некоторое количество уколов, на которые Кевин даже не отреагировал, Гэбриэл обернулся.
- Ну?
- Все довольно плохо. Но не смертельно. У него слабое сердце, видимо, была какая-то болезнь. Сейчас это меняется, но с трудом. Я сделаю то, что могу, но он должен справиться со всем сам.
- Каким образом?
- Ты знаешь, почему все это происходит? Изменение?
- Давай считать, что нет. И мне хотелось бы узнать.
- В нашей крови содержится определенный вирус. Он относится к группе ретровирусов. К той же, что и СПИД, попросту говоря.
- ...
- Не удивляйся. Это не значит, что мы непременно умрем. Скорее наоборот, как видишь. Так вот. Этот вирус мы передаем друг другу, когда создаем себе подобных. Он размножается и поселяется в каждой, абсолютно в каждой клетке организма. Но не уничтожает ее, а, наоборот, берет на себя функции управления ей. Этот вирус - одновременно идеальная программа работы клеток. Обеспечивает их идеальную работу и поддерживает себя при этом. Поэтому мы - как бы идеально здоровые люди. Эта программа вируса обеспечивает и регенерацию, и вечно молодое состояние, и все наши необычные способности. Все это могло бы быть в природе каждого человека. Ну, по крайне й мере, часть. Этот вирус так изменяет гены клетки, что она обретает совершенство.
- А зачем же мы пьем кровь? Именно людей?
- Весь фокус в том, что этому вирусу для его размножения нужен совершенно определенный белок, который входит в состав эритроцитов человека и только человека. Без него он не может существовать. И еще.. этот вирус мгновенно разрушается ультрафиолетом. Разрушаясь, он приводит к мгновенному распаду клетки, в которой существует. Поэтому солнце так опасно. Понятно?
- В общем, да. Но что происходит при.. заражении? Почему ему так плохо?
- Вирус проникает в организм и начинает расселяться во всех клетках. Первое время он разрушает эритроциты, чтобы размножаться. Это переносится тяжело. Потом он начинает изменять клетки по своей программе. Это тоже очень болезненно. Первое время, около недели, организм еще борется, поэтому и температура, и все прочие явления.
- Это как грипп...
Гэбриэл усмехнулся.
- Ты все отлично понимаешь. Вот именно. Но у него эта стадия уже прошла. Теперь вирус пытается перестроить работу его тела. Но он получил слишком мало крови сначала. Поэтому большая потеря его собственной крови - чем больше первичное заражение, тем легче происходит весь процесс.
- Я дал ему вчера крови. Немного. Больше побоялся, чтобы не навредить. Я же не знаю его группу крови. Да и свою.
- На этой стадии у него уже нет группы крови. Как у всех нас. Кровь, ее состав и свойства, меняется очень сильно.
- Так может, дать ему еще? Я могу..
- Нет. Уже не нужно. Сейчас ему нужна энергия, много энергии, чтобы произошли изменения. А он истощен.
- Ему нужна еда? Но он не может есть...
- Аллен, приятель, медицина уже давно научилась кормить тех, кто неспособен сам слопать хороший кусок мяса с бутылкой пива. Но я предпочел бы как раз старый метод питания. И мне нужно прогуляться до аптеки, кстати. Где ближайшая?
- Три квартала вверх по набережной.
- Скоро вернусь!
Аллен сидел, рисуя на компьютере какую-то абстракцию из цветных линий. Понять все рассказанное было несложно, но возникало еще множество вопросов, ответить на которые он сам не мог - требовались хоть какие-то знания о биологии. Все это было сложно, слишком сложно. Он пытался представить себе идеальную компьютерную программу, которая развивалась бы сама, вносила изменения в работу и поддерживала себя без участия человека. Пока что такое было недоступно.
Гэбриэл вернулся с несколькими банками пива и кучей каких-то пластиковых флаконов. Он быстро устроил из полки штатив для капельницы, которую принес с собой в пластиковом пакете, несколько минут поколдовав над предплечьем парня, установил ее, ругаясь на себя за то, что разучился попадать в вену и, в конце концов поднялся с довольной улыбкой.
- И посмотрел я на дело рук своих, и увидел, что хорошо весьма. Выпьем пива?
Уже через сутки пациент стал выглядеть вполне нормально. Ему еще делалось хуже ближе к полудню и Гэбриэл делал ему какие-то уколы, но в остальное время он лежал довольно спокойно, даже начал понемногу разговаривать. Говорить с ним после того, как Гэб давал ему довольно сильные дозы успокоительного, Аллену казалось забавным - говорил он медленно, отстраненно, словно бы во сне.
- Так откуда ты?
- Я из Ливерпуля. Приехал сюда на каникулы. Да уж, веселые вышли каникулы.
- У тебя есть родные?
- Нет. Я вырос в приюте.
- Какое счастье! - встрял в разговор Гэбриэл.
- Почему? - недоуменно спросил Аллен.
- Ты еще спрашиваешь! Аллен, приятель! Он же не смог бы вернуться к ним, сам подумай. А его стали бы искать. Сейчас не семнадцатый век, сейчас есть полиция, которая любит искать пропадающих людей.
- Почему я не смогу вернуться? У меня есть друзья, девушка...
- Потому что ты умер. Умер для этого мира. И родился в ином, понимаешь, парень?
Кевин поморщился. Все разговоры о смерти пугали его. Аллен почувствовал возникшее в нем напряжение и отрицательно покачал головой, глядя на Гэбриэла. "Не надо" - сказал он одними губами.
- Что же, теперь я не смогу жить, как нормальный человек?
- Кевин, посмотри на нас с Гэбриэлом. Я - программист. Он - музыкант. Мы живем нормальной жизнью. Но о том, кто мы такие помимо этого, не должен узнать никто и никогда. Ни один ученый. Ни один агент правительства. Никто. Ты не сможешь выходить на свет. Ты будешь должен пить кровь человека. В этом твое единственное, но очень важное отличие от остальных. Во всем другом ты можешь жить так, как захочешь.
- Я не хочу убивать. Это грешно!
- Нет. Это просто твой образ жизни. Волк не грешит, когда убивает. Он просто поддерживает свою жизнь. Ты будешь делать так же. Только для своего выживания.
- Погоди, Аллен, может, он захочет стать профессиональным киллером.
Кевин слабо улыбнулся. - Едва ли. Я был художником и фотографом. Но неужели нельзя обойтись без убийств?
- Я пробовал обходиться донорской кровью. Неприятность состоит в том, что консерванты ее практически разрушают то единственное вещество, которое нам в ней необходимо. Для человека это безразлично, а вот для нас нет. Подождем, пока придумают другой способ.
Кевин засыпал на долгие часы, потом просыпался и вновь начинал задавать вопросы - негромко, спокойно, но Аллену все время казалось, что спокойствие это неестественное, обусловленное только действием лекарств.
- Кто был первый.. тот, кто напал на меня?
- Опиши его, если помнишь.
- Немного помню. Невысокий, едва по плечо мне. Худой. Длинные светлые волосы, глаза очень светлые.. голубые, наверное. Лицо детское, ангельское, я бы сказал.
- Какие-нибудь приметы? - произнес Аллен, и Гэбриэл уронил шприц, в который набирал лекарство - таким незнакомым был голос старого друга.
- Да. Шрам. На подбородке. Небольшой, почти незаметный. Он сидел рядом со мной в кино. Очень ухоженные руки...
- Торвальд. - Негромко выговорил Аллен, и Гэбриэл уронил шприц во второй раз.
- Сс-скотина! - Громко заявил Гэбриэл. - Идиот. Кто еще способен на что-нибудь подобное?!
- А знаешь, Аллен... - совсем тихо сказал Кевин. - Он называл твое имя. Просил передать тебе привет. Я только сейчас вспомнил.
Громко хрустнула, разбившись, ампула, которую держал в руке Аллен. Он поднял руку, показывая Кевину ладонь, на которой с небывалой скоростью затягивалась порезы.
- Я его убью. - сказал Аллен. Теперь это был шепот.