- Информация о материале
-
Категория: Рассказы
-
Создано: 03.10.2011, 15:31
Джордж Байрон. Вампир (неоконченное).
Вот уже некоторое время я вынашивал замысел посетить страны, что доселе не часто привлекали внимание путешественников,и в 17году я пустился в путь в сопровождении друга, коего обозначу имнем Огастус Дарвелл. Он был на несколько лет меня старше, располагал значительным состоянием и происходил из древнего рода; благодаря незаурядному уму он в равной степени был далек от того, чтобы недооценивать, либо чересчур полагаться на помянутые преимущества. Некие необычные подробности его биографии пробудили во мне любопытство, интерес и даже известную долю почтения к этому человеку, каковые не смогли притушить ни странности поведения ни время от времени повторяющиеся приступы тревожного состояния, порою весьма похожего на умопомешательство. Я делал еще только первые шаги по жизни в которую вступил довольно рано; и дружба эта завязалась не так давно; мы учились в одной школе, затем в одном университете; но пребывание Дарвелла в тамошних стенах завершилось ранее моего; он был глубоко посвящен в то, что называется высщим светом, в то время как я еще не закончил периода ученичества. За подобным времяпрепровождением я много слышал о его прошлом и настоящем, и хотя в рассказах этих обнаруживалось немало противоречивых несоответствий, я, несмотря ни на что, видел: он - человек незаурядный, из тех, что несмотря на все усилия держаться в тени неизменно привлекают к себе внимание.
Итак я познакомился с Дарвеллом и попытался завоевать его дружбу, что представлялась недосегаемой; какие бы привязанности не рождались в его душе прежде, теперь они словно бы иссякли, а прочие сосредоточились на одном; у меня было достаточно возможностей подметить, сколь обострены его чувства; ибо хотя Дарвелл умел их сдерживать, совершенно скрыть их не мог; однако же он обладал способностью выдавать одну страсть за другую, таким образом, что трудно было определить суть обуревающего его чувства; а выражение его лица менялось столь стремительно, хотя и незначительно, что не стоило и пытаться установить причины.
Было очевидно, что его снедает некое неутолимое беспокойство; но проистекает ли оно от честолюбия, любви, раскаяния, горя, от одного из этих факторов или всех, вместе взятых, или просто от меланхолического темперамента, граничащего с душевным расстройством, я не смог выяснить; обстоятельства, на которые ссылалась молва подтвердили бы любую из этихпричин; но как я уже поминал слухи носили характер столь противоречивый и сомнительный, что ни один из фактов нельзя было счесть достоверным. В ореоле тайны, какправило, усматривают некое злое начало, не знаю, с какой стати; в его случае первое было налицо, хотя я затруднился бы опредилить степень второго - и, в отношении Дарвелла, вообще не желал верить в наличие зла.
Мои попытки завязать дружбу были встречены довольно холодно; но я был молод, отступать не привык, и со временем завоевал, до известной степени, привилегию общаться на повседневные темы и поверять друг другу повседневные, будничные заботы, - подобная привилегия, порожденная и укрепленная сходством образа жизни и частыми встречами называется близостью или дружбой, сообразно представлениям того, кто использует помянутые слова.
Дарвелл немало постранствовал по свету; к нему обратился я за свединиями касательно маршрута моего намеченного путешествия. Втайне я надеялся, что мне удастся убедить его поехать со мной; надежда эта казаласьтем более обоснованной, что я подметил в друге смутное беспокойство; возбуждение, что охватывало его при разговоре на данную тему, и его кажущиеся безразличие ко всему что его окружало, подкрепляли мои упования. Свое желание я сперва выразил намеком, затем словами; ответ Дарвелла, хотя я отчасти и ожидал его, доставил мне все удовольствие приятного сюрприза: он согласился.
Закончив все необходимые приготовления, мы отправились в путь.
Посетив страны южной Европы, мы направили свои стопы на Восток, согласно намеченному изначальному плану; именно в тех краях произошло событие, о котором и пойдет мой рассказ.
Дарвелл, судя по внешности в юности отличался превосходным здоровьем; с некоторых пор оно пошатнулось, однако отнюдь не в результате воздействия какого-либо известного недуга; он не кашлял и не страдал чахоткой, однако слабел с каждым днем; привычки его отличались умеренностью, он никогда не жаловался на усталость, но и неотрицал ее воздействия; тем не менее, со всей очевидностью силы его таяли; он становился все более молчаливым, его все чаще мучали бессонницы, и, наконец, друг мой столь разительно изменился, что моя тревога росла пропорционально тому, что я почитал опасностью ему угрожавшей.
По прибытии в Смирну, мы собирались посетить руины Эфеса и Сардиса; учитывая плачевное состояние друга, я попытался отговорить его от этого намерения - но напрасно; Дарвелл казался подавленным, а в манерах его ощущалась некая мрачная торжественность; все это плохо согласовывалось с его нетерпением отправиться на предприятие, каковое я почитал не более чем развлекательной прогулкой, мало подходящей для недужного; однако я больше ему не противился; и спустя несколько дней мы вместе выехали в путь, в сопровождении одного только янычара.
Мы преодолели половину пути к развалинам Эфеса, оставив за спиной более плодородные окрестности Смирны, и вступили на ту дикую и пустынную тропу через болота и ущелья, уводящую к жалким постройкам что до сих пор ютятся у поверженных колонн храма Дианы - стены, лишенные крыш, обитель изгнанного христианства, и не столь древние, но совершенно заброшенные и разоренные мечети - когда внезапная, стремительно развивающаяся болезнь моего спутника вынудила нас задержаться на турецком кладбище: только могильные плиты, увенчанные изображением чалмы, указывали на то, что жизнь человеческая некогда обретала прибежище в этой глуши.
Единственный встреченный нами караван-сарай остался позади в нескольких часах езды; в пределах досягаемости не наблюдалось ни города ни хотя бы хижины, и надеяться на лучшее не приходилось; только "город мертвых" готов был приютить моего злосчастного спутника, которому, казалось вскоре предстояло стать последним из его обитателей.
Я огляделся по сторонам, высматривая место, где бы я смог поудобнее устроить моего спутника; в отличие от традиционного пейзажа магометанских кладбищ, кипарисов здесь росло немного, и те были разбросаны по всей местности; надгробия по большей части обвалились и пострадали от времени; на одном из наиболее крупных, под самым раскидистым деревом, Дарвеллрасположился полулежа, с трудом удерживаясь в этом положении. Он попросил воды.
Я сомневался, что удастся найти источник, и уже собрался обреченно и неохотно отправиться на поиски, но больной велел мне остаться; и, обернувшись к Сулейману, нашему янычару, который стоял рядом и курил с невозмутимым спокойствием, сказал: "Сулейман, верба на су" (т.е. "принеси воды"), - и весьма точно и подробно описал место: небольшой верблюжий колодец в нескольких сотнях ярдах направо.
Янычар повиновался.
- Откуда вы узнали? - спросил я у Дарвелла.
- По нашему местоположению, - ответствовал он. - Вы должно быть заметили, что в этих местах некогда жили люди, следовательно должны быть и родники. Кроме того я бывал здесь раньше.
- Вы бывали здесь раньше! Какже так случилось, что вы ни разу не упомянули об этом при мне? И что вы могли делать в таком месте, где никто лишней минуты не задержится?
На этот вопрос я не получил ответа.
Тем временем Сулейман принес воды оставив лощадей у источника.
Утолив жажду Дарвелл словно бы ожил ненадолго; и я понадеялся было, что друг мой сможет продолжать путь или, по крайней мере, возвратился вспять, и взялся его уговаривать.
Дарвелл промолчал - казалось он собирается с силами чтобы заговорить. Он начал:
- Здесь завершается мой путь и моя жизнь; и я приехал сюда умереть, но у меня есть просьба, не требование, ибо таковы будут мои последние слова. Вы все исполните?
- Всенепременно; но надейтесь!
- У меня не осталось ни надежд ни желаний, кроме одного только - сохраните мою смерть в строжайщей тайне.
- Надеюсь, что случая тому не представится" вы поправитесь и...
- Молчите! - так суждено; обещайте!
- Обещаю.
- Поклянитесь всем, что... - И он произнес клятву великой силы.
- В том нет необходимости; я исполню вашу просьбу, и если вы сомневаетесь во мне...
- Иного выхода нет - вы должны поклясться.
Я принес клятву; это успокоило недужного. Он снял с пальца перстень с печаткой, на которой были начертаны некие ара бские иероглифы и вручил его мне.
И заговорил снова:
- В девятый день месяца, ровно в полдень (месяц значения не имеет, главное соблюсти день) бросьте этот перстень в соленые потоки, впадающие в Элевзинский залив; на следующий день в то же самое время, отправляйтесь к развалинам храма Цереры и подождите там час.
- Зачем?
- Увидите.
- Вы сказали, в девятый день месяца?
- В девятый.
Я отметил, что именно сегодня - девятый день месяца; больной изменился в лице и умолк.
Силы его таяли с каждой минутой; тем временем на соседнее надгробие опустился аист со змеей в клюве; казалось птица пристально наблюдает за нами, не спеша заглотить добычу.
Не знаю, что внушило мне мысль прогнать пернатого гостя, но попытка моя ни к чему не привела; аист описал в воздухе несколько кругов и возвратился в точности в то же самое место.
Дарвелл с улыбкой указал на птицу и заговорил, - не знаю, обращался ли он ко мне или к самому себе, - но сказал только одно:
- Все идет хорошо!
- Что идет хорошо? О чем вы?
- Неважно; нынче вечером вы должны предать мое сердце земле - на том самом месте, куда уселась птица. Остальное вам известно.
Затем он дал мне указания касательно того, как лучше скрыть его смерть. Договорив, он воскликнул:
- Вы видите птицу?
- Разумеется.
- И змею, которая извивается у нее в клюве?
- Вне всякого сомнения; в том нет ничего необычного; аисты питаются змеями. Но странно, что птица не заглатывает добычу.
Дарвелл улыбнулся нездешней улыбкой и слабо изрек:
- Еще не время!
При этих словах аист улетел прочь.
Я проводил птицу глазами, отвернувшись на краткое мгновение - за это время я едва успел бы досчитать до десяти. Тело Дарвелла вдруг словно отяжелело и бессильно навалилось на мои плечи. Я обернулся и взглянул в его лицо - мои спутник был мертв!
Я был потрясен происшедшим. Ошибки быть не могло - спустя несколько минут лицо его почернело. Я бы объяснил перемену столь мгновенную действием яда, если бы не знал, что у Дарвелла не было возможности вопользоваться ядом незаметно от меня.
День клонился к закату, тело разлагалось на глазах, и мне ничего не оставалось, как только исполнить волю покойного. При помощи янычарского ятагана и моей собственной сабли мы с Сулейманом вырыли неглубокую могилу на том самом месте, которое указал нам Дарвелл: земля уже поглотившая некоего магометанина, поддавалась без особого труда.
Мы выкопали яму настолко большую, насколько позволило время, засыпали сухой землей останки загадочного существа, так недавно скончавшегося, а затем вырезали несколько полосок зеленого дерна там, где землю не настолько иссушило солнце, и уложили их на могилу.
Во власти изумления и горя, плакать я не мог...
- Информация о материале
-
Категория: Рассказы
-
Создано: 03.10.2011, 15:30
Эдвард Лукас Уайт. Амина.
Встретившись лицом к лицу с реальностью невероятного - как это выразил бы сам Уолдо, - он был совершенно оглушен. Он молча позволил консулу вывести себя из прохладного мрака гробниц, через разрушенный дверной проем, на жару сверкающего ландшафта пустыни. Хассан шел за ним не оглядываясь. Без единого слова он взял ружье из вялой руки Уолдо и понес его вместе со своим и ружьем консула.
Консул прошел к полуразрушенному участку стены шагах в пятидесяти от юго-западного угла гробницы; отсюда хорошо просматривались две стены гробницы-с дверью и большим проломом.
- Хассан, - приказал он, - ты будешь наблюдать отсюда.
Хассан сказал что-то по-персидски.
- Сколько щенков там было? - спросил консул у Уолдо.
Уолдо непонимающе на него смотрел.
- Сколько там было детенышей? - повторил консул.
- Штук двадцать или больше, - наконец сказал Уолдо.
- Это невозможно, - фыркнул консул.
- Где-то шестнадцать-восемнадцать, - заверил его Уолдо.
Хассан улыбнулся, хмыкнув. Консул взял у него два ружья, одно отдал Уолдо, и они обошли гробницу вокруг. Здесь тоже были остатки руин и камень, обращенный в сторону гробницы и находившийся по большей части в тени.
- Подходит, - сказал консул. - Садись на этот камень и прислонись к стене; устраивайся поудобнее. Ты слегка потрясен, но скоро придешь в себя. Тебе бы надо поесть, но у нас ничего нет. Во всяком случае, глотни этого.
Он подождал, пока Уолдо отдышится после глотка неразбавленного бренди.
- Хассан принесет тебе свою фляжку перед тем, как уйти, - продолжал консул, - пей побольше, потому что тебе придется провести здесь некоторое время. Теперь слушай внимательно. Мы должны изничтожить эту нечисть. Самца, как я понимаю, нет.
Если бы он был поблизости, тебя бы уже не было в живых. Детенышей не может быть так много, как ты говоришь, но думаю, что нам придется иметь дело с десятком - полный выводок. Мы должны их выкурить. Хассан пойдет в лагерь за топливом и охранниками. А в это время нам с тобой надо смотреть, чтобы ни один из них не ушел.
Он взял ружье Уолдо, открыл затвор, закрыл, осмотрел магазин и отдал обратно.
- Теперь внимательно наблюдай за мной, - сказал он. Он отошел влево от гробницы, остановился и собрал в кучу несколько камней.
- Видишь их? - крикнул он.
Уолдо ответил положительно.
Консул вернулся, прошел вдоль той же линии вправо, сложил на таком же расстоянии еще одну кучку камней, снова крикнул и снова получил ответ. Он вернулся обратно.
- Ты уверен, что не перепутаешь эти две отметки?
- Совершенно уверен, - ответил Уолдо.
- Это важно, - предупредил консул. - Я вернусь к месту, где остался Хассан и, пока он будет ходить, буду следить оттуда. Ты же будешь смотреть отсюда. Ты сколько угодно можешь ходить между этими отметками. От любой из них ты сможешь увидеть меня. Но не отклоняйся от линии между ними. Поскольку, когда Хассан скроется из виду, я буду стрелять в любое движущееся существо. Подожди здесь, пока я не установлю такие же границы своей линии патрулирования по ту сторону гробницы, а затем стреляй во все, что движется вне этой линии. Также поглядывай и вокруг себя.
Есть один шанс на миллион, что самец может вернуться днем, - они ночные животные, но эта берлога не совсем обычная. Будь начеку.
- Теперь послушай меня. Никакой дурацкой сентиментальности по поводу того, что эта нечисть якобы похожа на людей! Стреляй, и стреляй с целью убить. Это не только наша обязанность, но мы еще можем оказаться в опасности, если этого не сделаем. Между мусульманскими племенами здесь мало согласия, но единственное, в чем они единодушны, так это в том, что каждый человек обязан способствовать искоренению этих тварей. Старый добрый библейский обычай забрасывать камнями до смерти распространен и здесь. Эти современные азиаты вполне способны сделать это со всяким, кто небрежно отнесется к этой обязанности. Если мы упустим хоть одного из них и слух об этом распространится, то можно ожидать такого взрыва расовых волнений, с которым трудно будет справиться. Стреляй, я говорю, без всяких колебаний и сомнений.
- Я понимаю, - сказал Уолдо.
- Мне безразлично, понимаешь ты или нет. Я хочу, чтобы ты действовал. Стреляй, когда необходимо, и стреляй в цель, - и консул ушел.
Вскоре появился Хассан, и Уолдо выпил чуть ли не всю его флягу с водой. Он ушел, и вскоре Уолдо стала мучить жара и монотонность его времяпровождения. Он уже ходил как бы в полусне, страдая от жажды, когда появился Хассан с двумя осликами и мулом, нагруженными дровами. Позади тащились охранники.
Состояние транса у Уолдо превратилось в кошмар, когда дым оказал свое действие и начался бой. Его, однако, не только не попросили присоединиться к битве, но предложили держаться подальше. Он стоял в отдалении и смотрел только из любопытства. И все же он чувствовал себя убийцей, глядя на десять маленьких трупов, выложенных в ряд, и воспоминания об этом дне до сих пор представляют для него обрывки какой-то фантасмагории, несмотря на то, что этот день был днем одного из самых чудесных его приключений.
Утром этого дня - когда Уолдо подвергся самой большой опасности - он проснулся рано. Воспоминания о морском путешествии, виды Гибралтара, Порт-Саида, Суэца, Адена, Муската и Басры; переход от регулярной жизни в Новой Англии - дом и учеба - к захватывающим дух чудесам огромной пустыни.
Все казалось ему нереальным, и эта странность настолько досаждала ему, что он чувствовал себя не в своей тарелке; он не мог спокойно спать в палатке. Он долго не мог заснуть и проснулся очень рано, когда только начинало рассветать.
Консул спал, громко храпя. Уолдо тихо оделся и вышел, механически захватив с собой ружье. Снаружи, сидя, с ружьем на коленях, спал Хассан - его сон был не менее глубоким, чем у консула. Али и Ибрагим вчера уехали за продуктами. Уолдо был единственным, кто бодрствовал, во всей округе; охранники, расположившиеся неподалеку, представляли собой не более чем бревна, лежащие вокруг потухшего костра. Уолдо сел на камень в нескольких шагах от палатки. Ему захотелось насладиться этим коротким моментом прохлады между жарким днем и теплой ночью; неверный свет зари уже тушил звезды, усыпавшие небо. Покручивая в руках ружье, он ощутил непреодолимое желание побродить, прогуляться в одиночестве по этой захватывающе огромной бесплодной пустыне.
Когда они только разбили лагерь, он ожидал, что консул - эта комбинация спортсмена, исследователя и археолога - окажется довольно снисходительным наставником. Он с нетерпением ждал того времени, когда совершенно свободно сможет бродить по этим огромным пространствам бескрайней пустыни. В реальности оказалось все наоборот. Первым же указанием консула было:
- Никогда не оказывайся вне поля зрения моего или Хассана, если только мы не пошлем тебя с Али или Ибрагимом. Каков бы ни был соблазн, ты не должен ходить в одиночку. Даже простая прогулка опасна. Ты можешь потерять лагерь из виду, не успеешь и глазом моргнуть.
Поначалу Уолдо подчинился, но потом запротестовал:
- У меня хороший компас. Я знаю, как им пользоваться. Я никогда не терялся в лесах штата Мэн.
- В лесах штата Мэн нет курдов, - ответил консул.
Но вскоре Уолдо заметил, что те несколько курдов, которых они встретили по дороге, с виду были простыми, мирными людьми. От них не исходило и подобия опасности. Их вооруженная охрана, состоявшая из дюжины немытых босяков, изнывала от безделья.
Также Уолдо заметил, что консула мало интересовали руины, мимо которых они проезжали или у которых разбивали лагерь; консул не стремился заниматься пустячными и неинтересными делами. Нахватавшись достаточно слов из местных диалектов, Уолдо постоянно слышал разговоры о "них". "Вы не знаете, здесь они есть?" "Один убит?" "Их следов нет в этом районе?" Такие вопросы он слышал во время разговоров с местными жителями; кто же такие были эти "они", он не имел ни малейшего представления.
Он пытался расспрашивать Хассана, почему он должен быть так ограничен в передвижениях. Хассан немного говорил по-английски и потчевал его сказками о злых духах, упырях, призраках и прочих жутких и легендарных персонажах; о джинне пустыни, появляющемся в человеческом виде и говорящем на всех языках, который всегда готов заловить неверующего; о женщине, ступни у которой повернуты в обратную сторону и которая заманивает неосторожных к озеру и топит их; о зловредных привидениях мертвых разбойников, более ужасных, чем их живые коллеги; о духе в виде дикого осла или газели, который заманивает преследователей к краю пропасти и сам будто бы бежит вперед - простой мираж, который рассеивается, когда жертва падает вниз; об эльфе, появляющемся в виде хромого зайца или птицы со сломанным крылом, который увлекает преследователя к невидимой яме или колодцу.
Али и Ибрагим по-английски не говорили. Но, судя по их длинным разговорам, они рассказывали такие же сказки или намекали на такие же туманные, воображаемые опасности. Подобные детские разговоры о страшных буках только подстегивали в Уолдо стремление к независимости.
Теперь, сидя на камне, он хотел насладиться ясным небом, чистым утренним воздухом, одиноким ландшафтом без присутствия кого-то постороннего, чтобы иметь это все для себя. Ему казалось, что консул просто чрезмерно осторожничает, перебарщивает в своей осторожности. Никакой опасности нет. Он спокойно пройдется, подстрелит, может быть, что-нибудь и уж точно вернется в лагерь до того, как солнце начнет палить. Он встал...
Через несколько часов он сидел на упавшем карнизном камне в тени разрушенной гробницы. Вся страна, по которой они путешествовали, была полна гробниц или остатков гробниц - доисторических, бактрийских, староперсидских, парфянских, сассанидских или магометанских; они были разбросаны везде группами или по отдельности. Исчезли даже малейшие следы городов и деревень, жалкие дома или временные хижины, в которых жили те, кто опекал эти гробницы.
Гробницы же остались - они строились более прочно, чем простые жилища для живых. Гробницы были везде - целые, или разрушающиеся, или разрушившиеся до основания. В этом районе они были все одного типа. С куполом, квадратные, единственная дверь с восточной стороны открывалась в большое пустое помещение, за которым находились погребальные камеры.
В тени такой гробницы и сидел сейчас Уолдо. Он ничего не подстрелил, заблудился, не имел понятия, в каком направлении находится лагерь, устал, ему было жарко, и он хотел пить. Он не взял с собой флягу с водой.
Он окидывал взглядом бесконечную равнину; небо было однородного бирюзового цвета. Далекие красноватые холмы на горизонте переходили в коричневые холмики и дюны; но это ничуть не разнообразило всей желтизны равнины. Вблизи были только песок и камни, один-два жалких кустика, и повсюду виднелись руины - то ярко-белые, то серые, полосатые. Солнце встало не так уж давно, между тем вся поверхность пустыни уже струилась жаром.
Когда Уолдо обозревал окрестности, из-за угла гробницы вышла женщина. Все деревенские женщины, которых видел Уолдо, носили яшмак или чадру или другим образом закрывали лицо. Эта женщина была с непокрытой головой и без чадры. На ней было какое-то желтовато-коричневое одеяние, в которое она была завернута от шеи до щиколоток, без линии талии. Несмотря на жгучий песок, она была босой.
Увидев Уолдо, она остановилась и уставилась на него - так же как и он на нее. Он заметил, что ступни она ставила не по-европейски: не с развернутыми в стороны носками, а параллельно. У нее не было браслетов, заметил он, ни на руках, ни на ногах, не было ни бус, ни сережек. Он подумал, что ее обнаженные руки были самыми мускулистыми из всех, которые он когда-либо видел. Ногти, как на руках, так и на ногах, были длинными, заостренными. Волосы черные, короткие и спутанные, но все же она не выглядела ни дикой, ни непривлекательной. Глаза ее улыбались, и рот тоже изображал какое-то подобие улыбки, хотя губы не раскрылись ни на миллиметр.
- Какая жалость, - сказал Уолдо вслух, - что она не говорит по-английски.
- Я говорю по-английски, - возразила женщина, и Уолдо заметил, что даже во время разговора ее губы заметно не открывались. - Что угодно джентльмену?
- Ты говоришь по-английски! - воскликнул Уолдо; вскакивая на ноги. - Какая удача!. Где ты его выучила?
- В миссионерской школе, - ответила она, слегка улыбнувшись углами своего широкого, но закрытого рта. - Что я могу для вас сделать? - она говорила почти без акцента, но очень медленно и с каким-то ворчанием, переходящим от слога к слогу.
- Я хочу пить, - сказал Уолдо, - и я заблудился.
- Джентльмен живет в коричневой палатке, похожей на половину дыни? - спросила она, не раскрывая губ, со странным ворчанием между словами.
- Да, это наш лагерь, - сказал Уолдо.
- Я могла бы провести джентльмена туда, - ответила она, - но это далеко, и в той стороне нет воды.
- Сначала я хотел бы воды, - сказал Уолдо, - или молока.
- Если вы имеете в виду коровье молоко, то у нас его нет. Но у нас есть козье. Там, где я живу. Это недалеко. Но в другую сторону.
- Показывай дорогу, - сказал он.
Она двинулась вперед, и Уолдо, с ружьем под мышкой, пошел с ней рядом. Она шла быстро и бесшумно, так что Уолдо едва за ней успевал. Он часто отставал и видел, как ее развевающиеся одеяния обнимают статную, гибкую спину, изящную талию и крепкие бедра. Каждый раз, догоняя ее, он оглядывал на нее сбоку, озадаченный тем, что ее талия, так четко обозначенная на спине, совершенно не просматривалась спереди, что ее облик от шеи до колен под бесформенными одеяниями не имел ни талии, ни выпуклостей. Он также заметил искорку смеха в ее глазах и крепко сжатых красных - на удивление красных - губах.
- Сколько времени ты провела в миссионерской школе? - спросил он.
- Четыре года, - ответила она.
- Ты христианка? - поинтересовался он.
- Свободный Народ не признает крещения, - просто ответила она, но с несколько более заметным рычанием между словами.
Он ощутил какую-то странную дрожь - ее губы, через которые пробивались слова, практически не шевелились.
- Но ты без чадры, - не удержался он.
- У Свободного Народа, - объяснила она, - нет обычая носить чадру.
- Значит, ты не магометанка? - решился он спросить.
- Свободный Народ - не мусульмане.
- Но кто же это - Свободный Народ? - настороженно выпалил он.
Она бросила на него злобный взгляд. Уолдо спохватился - он же имеет дело с азиаткой. Он припомнил три дозволенных вопроса:
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Амина.
- Похоже на имя из "Арабских ночей", - рискнул заметить он.
- Из глупых сказок верующих, - презрительно усмехнулась она. - Свободный Народ не интересуется такой ерундой.
Ее постоянно закрытые губы и тягучее ворчание между словами поражали его все больше - губы изгибались, не открываясь.
- Ты странно произносишь слова, - заметил он.
- Твой язык - не мой язык, - ответила она.
- Как же получилось, что ты изучала мой язык в миссионерской школе, а сама не христианка?
- В миссионерской школе учат всех, - ответила она, - и девочки Свободного Народа не отличаются от любых других, хотя взрослые Свободные Люди отличаются от горожан. Поэтому они учили меня, как будто бы я родилась в городе, и не знали, кто я есть на самом деле.
- Они хорошо тебя научили, - заметил он.
- У меня способности к языкам, - загадочно проговорила она с ноткой триумфа.
Уолдо внезапно затрясло - не только от ее жутких слов, но просто от усталости.
- Далеко еще до твоего дома? - выдохнул он.
- Вот он, - она указала на дверной проем большой гробницы прямо перед ними.
Через проем они вошли в большое помещение, прохладное из-за толстых каменных стен гробницы. На полу не было никакого мусора. Уолдо, радуясь тому, что они ушли отсверкавшего снаружи солнца, уселся на камень посередине между входом и внутренней разделительной стеной, оперевшись прикладом о пол. На мгновение он был ослеплен переходом от невыносимого сияния утреннего солнца к полумраку внутри.
Когда в глазах у него прояснилось, он огляделся и заметил, что во внутренней стене была проломлена неровная дыра, что говорило о том, что сама усыпальница осквернена. Затем, еще больше привыкнув к полутьме, он внезапно вскочил. Ему показалось, что во всех четырех углах комнаты кишели голые дети. На его неопытный взгляд, им было года по два, но двигались они суверенностью восьми-десятилетних.
- Чьи это дети? - воскликнул он.
- Мои, - сказала она.
- Все твои?- усомнился он.
- Все мои, - ответила она с оттенком хвастливости.
- Но их же здесь не меньше двадцати!
- Ты плохо считаешь в темноте, - сообщила она ему. - Их меньше.
- Но дюжина-то уж точно, - настаивал он, крутясь на месте, в то время как дети плясали и вертелись вокруг него.
- У Свободного Народа большие семьи, - сказала она.
- Но они же все одного возраста, - воскликнул Уолдо; язык у него присох к небу.
Она рассмеялась неприятным, издевательским смехом, хлопая в ладоши. Она находилась между ним и дверным проемом, и поскольку Уолдо стоял против света, то не мог видеть ее губ.
- Сразу видно мужчину! Ни одна женщина не сделала бы такой ошибки.
Смутившись, Уолдо сел. Дети сгрудились вокруг него, смеясь, болтая, хихикая; они испускали радостные возгласы.
- Пожалуйста, принеси мне попить чего-нибудь холодного, - сказал Уолдо; сухой язык едва шевелился у него во рту.
- Сейчас у нас будет питье, - сказала она, но оно будет теплым.
Уолдо ощутил беспокойство. Дети прыгали вокруг него, издавали какие-то странные утробные звуки, облизывались, показывали на него пальцами и, не отрывая от него взгляда, время от времени поглядывали на мать.
- Где же вода?
Женщина стояла молча, руки у нее висели по бокам, и Уолдо показалось, что она стала меньше ростом.
- Где же вода? - повторил он.
-Терпение, терпение, - прорычала она и подошла к нему на шаг.
Солнце освещало ее сзади и создавало гало вокруг ее бедер. Казалось, что теперь она стала еще ниже ростом. Она двигалась как-то украдкой; дети зловеще хихикали.
В это мгновение почти одновременно прозвучали два выстрела. Женщина упала на пол лицом вниз. Дети все хором резко завизжали. Затем она внезапно подпрыгнула на всех четырех и бросилась, качаясь, к пролому в стене, затем с ужасающим воплем вскинула руки, упала на спину, стала корчиться и биться, как умирающая рыба, напряглась, дернулась - и затихла. Уолдо, в ужасе глядя на нее, даже в своем изумлении не смог не отметить, что губы у нее не открылись.
Дети, жалобно пища, пробрались через пролом во внутреннее помещение и исчезли в чернильной пустоте. Едва только успел исчезнуть последний из них, как в проеме двери появился консул с дымящимся ружьем в руках.
- Мы успели секунда в секунду, мальчик мой, - воскликнул он. - Она как раз собиралась прыгнуть.
Наклонив ружье, он ткнул тело стволом.
- Спокойная и безопасная, - заметил он. - Какая удача! Обычно требуется три-четыре пули, чтобы их прикончить. Я видел одну, которая с двумя пулями в легких убила человека.
- Вы убили эту женщину? - возмущенно спросил Уолдо.
- Убил? - консул фыркнул. - Убил! Посмотри на это.
Встав на колени, консул раскрыл полные, сжатые губы -там были не человеческие зубы, но мелкие, острые и редко расставленные коренные зубы и длинные, крепкие, перекрывающие друг друга резцы, как у гончей собаки, - страшное и опасное оружие.
Уолдо ощутил приступ тошноты, но тем не менее лицо и тело женщины своей человечностью вызывали у него сочувствие.
- Вы убиваете женщин потому, что у них длинные зубы? - спросил он, все еще находясь под впечатлением ужасной сцены смерти.
- Тебя трудно убедить, - жестко проговорил консул. - И это ты называешь женщиной?
Он содрал с трупа одежду.
Уолдо стало плохо. То, что он увидел, походило не на женскую грудь, а скорее на живот старой фокстерьерки с щенками, или свиньи со своим вторым выводком: от ключиц до промежности шло десять, в два ряда, вялых сосков.
- Что же это за существо? - пробормотал он.
- Вурдалак, мальчик мой, - серьезно, чуть ли не шепотом ответил консул.
- Я думал, их не бывает, - бормотал Уолдо. - Я думал, что это все миф; я думал, что их нет.
- Я вполне могу поверить, что их нет на Род-Айленде, - мрачно ответил консул. - Но здесь Персия, а Персия - это в Азии.
Перевод А. Флотского
- Информация о материале
-
Категория: Рассказы
-
Создано: 03.10.2011, 15:28
Роджер Желязны. Ночные короли.
Эта ночь началась как и другие, но она имела все-таки что-то особенное. Полная и роскошная луна поднялась над горизонтом и ее свет, как снятое молоко, разливался по каньонам города.
Остатки дневной бури образовали клочья легкого тумана, которые как привидения двигались вдоль тротуара. Но дело было не только в луне и тумане. Что-происходило в течении нескольких последних недель. Мой сон был тревожным. И дела шли слишком хорошо.
Я безуспешно пытался смотреть позднее кино и выпить чашку кофе до то, как он остынет. Но посетители все шли, беспорядочные запросы продолжались и телефон звонил постоянно. Я предоставил моему ассистенту Вику управляться со всем, с чем он может справиться, но люди продолжали толпиться у стойки - как никогда в другие дни.
- Да, сэр? Чем могу помочь? - спросил я мужчину средних лет, у которого подергивался левый угол рта.
- У вас есть заостренные колья? - осведомился он.
- Да. Вы предпочитаете обычные или обожженные?
- Я думаю, обожженные.
- Сколько?
- Один. Нет, лучше два.
- Доллар скидки, если вы берете три.
- Хорошо, пусть будет три.
- На дюжину очень большая скидка.
- Нет, трех достаточно.
- Хорошо.
Я наклонился и раскрыл коробку. Черт побери. Осталось только два. Нужно вскрывать другой ящик. Наконец, Вик заметил ситуацию и принес другую коробку из подсобки. Парень обучался.
- Что-нибудь еще? - спросил я, когда завернул покупку.
- Да, - сказал мужчина. - Мне нужна хорошая колотушка.
- У нас есть три разных вида, по разной цене. Самая лучшая из них...
- Я возьму лучшую.
- Прекрасно.
Я подал ему одну из-под соседнего прилавка.
- Вы оплатите наличными, чеком или кредитной карточкой?
- Вы принимаете MasterCard?
- Да.
Он вытащил свой бумажник, открыл его.
- О, мне нужен также фунт чеснока, - сказал он, вынув карточку и передав ее мне.
Я позвал Вика, который в данный момент был свободен, чтобы он принес чеснок, пока я выбиваю чек.
- Спасибо, - сказал мужчина несколькими минутами позже, повернулся и пошел к выходу, держа покупку в руке.
- Спокойной ночи, удачи вам, - сказал я. Звуки далекого уличного движения донеслись до меня, когда дверь открылась и затихли, когда она закрылась.
Я вздохнул и взял свою чашку кофе. Вернулся к креслу перед телевизором. Только что пошла реклама зубной пасты. Я переждал ее, зато потом была Бетти Девис... Через секунду я услышал покашливание за моей спиной. Обернувшись, я увидел высокого, темноволосого, темноусого мужчину в бежевом пальто. Он выглядел хмурым.
- Чем могу служить?
- Мне нужны серебряные пули, - ответил он.
- Какого калибра?
- Тридцать шестого. Мне нужно два ящика.
- Выбирайте.
Когда он вышел, я прошел в туалет и вылил мою чашку кофе в раковину. Налил себе свежего кофе из кофейника у стойки.
По пути назад в уютный уголок магазина я был остановлен одетым в кожу юношей с розовой прической панка. Он стоял, уставившись на экстравагантный, узкий, опечатанный футляр высоко на стене.
- Эй, сколько он стоит? - спросил он меня.
- Эта вещь не продается. Это только демонстрационная модель.
Он вытащил толстую пачку банкнот и протянул мне, не отводя мечтательного взгляда от блестящей вещи, висевшей вверху.
- Мне нужен заколдованный меч, - сказал он просительно.
- Извини. Я могу продать тебе тибетский кинжал, поражающий привидения, но меч только для осмотра здесь.
Он внезапно повернулся ко мне.
- Если ты когда-нибудь передумаешь...
- Я не передумаю.
Он пожал плечами и пошел прочь, растворившись в ночи.
Когда я огибал угол, Вик остановил меня взглядом и прикрыл телефонную трубку ладонью.
- Босс, - сообщил он мне, - эта женщина говорит, что китайский демон посещает ее каждую ночь и...
- Скажи ей, чтобы она зашла и мы дадим ей храмовую постельную собачку.
- Хорошо.
Я отпил кофе и проделал весь путь к креслу, в то время как Вик заканчивал разговор. Маленькая рыжеволосая женщина, которая которая рассматривала что-то в витрине, выбрала момент и приблизилась ко мне.
- Простите, - сказала она. - Есть ли у вас аконит?
- Да, есть - начал я и тут услышал звук - резкий "дунк", как будто кто-то бросил камень в дверь черного хода.
Я знал точно, кто это мог быть.
- Простите меня, - сказал я. - Вик, не будешь ли ты так любезен позаботиться об этой леди?
- Сейчас.
Вик подошел, высокий и сильный, и она улыбнулась. Я повернулся и прошел через заднюю часть магазина. Отпер тяжелую дверь, которая выходила на аллею и оставил ее открытой. Как я подозревал, здесь никого не было.
Я осмотрел землю. Рядом с лужей лежала летучая мышь, слегка подергиваясь. Я остановился и легонько тронул ее.
- О'кей, - сказал я. - О'кей, я здесь. Все в порядке.
Я вернулся внутрь, оставив дверь открытой. Когда я направился к холодильнику, я позвал:
- Лео, я даю вам разрешение войти. Только на этот раз. Только в эту комнату и никуда более.
Минутой позже он вошел, пошатываясь. Он был одет в темный поношенный костюм и рубашка его была грязной. Волосы были всклокочены, а на лбу виднелся синяк. Он протянул дрожащую руку.
- Есть ли у вас немного? - спросил он.
- Ага, сейчас.
Я передал ему бутылку, которую я только что открыл, и он сделал большой глоток. Потом он медленно сел в кресло за маленьким столиком. Я вернулся назад и закрыл дверь, потом сел напротив со своей чашкой кофе. Я дал ему несколько минут для еще нескольких глотков и возможности прийти в себя.
- Не могу даже выпить вино нормально - пробормотал он, беря бутылку в последний раз.
Затем он положил ее, взъерошил волосы, потер глаза и уставился на меня зловещим взглядом.
- Я могу сообщить о местонахождении трех, из тех, что сейчас двигаются к городу, - сказал он. - Какова будет плата?
- Другая бутылка.
- За трех? Черт побери! Я должен был сообщить о них по одному и...
- Мне не слишком нужна твоя информация. Я только снабжаю ею тех, кому она нужна, чтобы они сами заботились о себе. Мне нравится иметь информацию такого сорта, но...
- Мне нужно шесть бутылок.
Я покачал головой.
- Лео, ты требуешь так много и ты знаешь, что произойдет? Ты не вернешь этого назад и...
- Я хочу шесть бутылок.
- Я не хочу давать их тебе.
Он потер виски.
- О'кей, - сказал он. - Предположим, я знаю нечто, касающееся персонально тебя? Действительно важный кусок информации?
- Насколько важный?
- Дело идет о жизни и смерти.
- Продолжай, Лео. Ты меня знаешь, но ты не знаешь меня настолько хорошо. Не так много в этом мире или в других...
Он назвал имя.
- Что?
Он повторил, но мой желудок уже среагировал.
- Шесть бутылок, - сказал он.
- О'кей. Что ты знаешь?
Он посмотрел на холодильник. Я поднялся и подошел к нему. Я доставал и упаковывал каждую из них отдельно. Затем положил все в большую коричневую сумку. Я принес ее и поставил на пол рядом с его креслом. Он даже не посмотрел вниз. Он только качал головой.
- Если я собираюсь растерять свои связи, это достойный путь и он мне нравится, - констатировал он.
Я кивнул.
- Теперь рассказывай.
- Господин пришел в город пару недель назад. Он осматривался. Он искал тебя. И сегодня именно та ночь. Вы будете сражаться.
- Где он?
- Прямо сейчас? Не знаю. Хотя он на подходе. Он созвал всех на встречу. Пригласил ко Всем Святым за рекой. Сказал нам, что собирается убрать тебя и сделать это без вреда для нас, так как он желает завладеть этой территорией. Сказал, чтобы каждый был занят и занимал тебя.
Он взглянул на маленькое окошко, расположенное высоко на задней стене.
- Лучше я пойду, - сказал он.
Я поднялся и выпустил его. Он ушел в туман, шатаясь, как алкоголик.
Сегодняшняя ночь может стать и его ночью. Гемоголик. Небольшой процент из них кончает именно так. Одной шеи становится недостаточно. Через некоторое время они уже не могут летать прямо и начинают просыпаться в чужих гробах. Затем в одно прекрасное утро они не в состоянии вернуться на место. У меня было видение: Лео в неуклюжей позе развалившийся на скамейке в парке, коричневая сумка прижата к его груди костлявыми пальцами, первые солнечные лучи скользят по нему.
Я закрыл дверь и вернулся в магазин. Снаружи было холодно.
- ...рога быка для malocchio, - услышал я. - Правильно. Заходите к нам. До свидания.
Я подошел к передней двери, закрыл ее и выключил свет. Затем повесил табличку "ЗАКРЫТО" на окно.
- Что случилось? - спросил Вик.
- Помнишь, я тебе рассказывал о прежних днях?
- О тех, когда вы победили вашего противника?
- Да. И более ранних.
- Когда он победил вас?
- Да. Знаешь ли, в один из этих дней один из нас должен победить - полностью.
- Как же вы встретитесь?
- Сейчас он на свободе и в пути, и я думаю, очень силен. Ты можешь оставить меня, если пожелаешь.
- Вы что, смеетесь? Вы обучили меня. Я встречусь с ним.
Я покачал головой.
- Ты еще не готов. Но если что-нибудь произойдет со мной... если я потеряю... тогда дело твое, если пожелаешь взять его.
- Я говорил много лет тому назад, когда я пришел работать к вам...
- Я знаю. Но ты еще не закончил своего ученичества и это происходит раньше, чем я думал. Я даю тебе шанс уклониться.
- Спасибо, но я не хочу.
- О'кей, я тебя предупредил. Выключи кофеварку и погаси свет в подсобке, пока я закрою кассу.
Комната, казалось, немного посветлела после того, как он вышел. Это был эффект рассеянного лунного света, который падал через стену тумана, подступившего прямо к окнам. Еще минуту назад его там не было.
Я подсчитал чеки и положил деньги в сумку.
Как только Вик вернулся, послышались тяжелые удары в дверь.
Мы оба посмотрели в этом направлении.
Это была очень юная девушка, ее длинные белокурые волосы развевались по ветру. На ней был легкий плащ и она постоянно оглядывалась назад через плечо, пока стучала по филенке и оконному стеклу.
- Очень нужно! Я вижу, что вы внутри! Пожалуйста!
Мы оба двинулись к двери. Я отпер ее и открыл.
- Что случилось? - спросил я.
Она уставилась на меня и не сделала попытки войти. Затем перевела взгляд на Вика и слегка улыбнулась. Ее глаза были зелеными, а зубы в полном порядке.
- Вы владелец, - обратилась она ко мне.
- Да, я.
- А это?..
- Мой ассистент - Вик.
- Мы не знали, что у вас есть ассистент.
- О, - сказал я. - А вы?..
- Его ассистент, - ответила она.
- Давайте мне послание.
- Я могу сделать большее, - ответила она. Я здесь, чтобы провести вас к нему.
Сейчас она почти смеялась, и ее глаза были тверже, чем я подумал сначала. Но я должен попытаться.
- Вы не должны служить ему, - сказал я.
Внезапно она всхлипнула.
- Вы не понимаете. У меня нет выбора. Вы не знаете, отчего он спасает меня. Я принадлежу ему.
- И он получит все назад, и более того, Вы можете покинуть его.
- Как?
Я протянул руку, и она посмотрела на нее.
- Возьмите мою руку, - сказал я. Она продолжала смотреть.
Затем, почти робко, она протянула свои. Медленно она дотронулась до моих...
Затем она засмеялась и отдернула свои.
- Вы почти подчинили меня себе. Гипноз, не так ли?
- Нет, - сказал я.
- Но больше не делайте так.
Она повернулась и взмахнула левой рукой. Туман расступился, образуя мерцающий туннель.
- Он ожидает Вас на другом конце.
- Он может подождать еще немного, - сказал я. - Вик, оставайся здесь.
Я повернулся и прошел обратно в магазин. Остановился перед футляром, который висел высоко на стене. Мгновение я смотрел на него. Я мог видеть, как он сиял в темноте. Затем я достал маленький металлический молоток, который висел на цепочке сзади и стукнул. Стекло зазвенело. Я стукнул еще два раза и осколки посыпались на пол. Я выпустил молоток. Он несколько раз стукнулся о стену.
Затем я осторожно залез внутрь и обхватил рукоятку. Страшно знакомое ощущение охватило меня. Как давно это было?..
Я вытащил его из футляра и держал перед собой. Древняя сила вернулась, снова наполнив меня. Я надеялся, что последний раз будет действительно последним, но подобные вещи имеют обыкновение возвращаться.
Когда я вернулся, глаза девушки расширились и она сделала шаг назад.
- Все в порядке, мисс. Ведите.
- Ее зовут Сабрина, - сообщил мне Вик.
- О? Что еще ты узнал?
- Нас проведут к кладбищу Всех Святых, через реку.
Она улыбнулась ему, затем повернулась к туннелю. Она вошла в туннель и я последовал за ней.
Ощущение было как на движущихся транспортерах, которые есть в больших аэропортах. Я мог бы сказать, что каждый шаг, который я делал, переносил меня дальше, чем обыкновенный шаг. Сабрина, не оборачиваясь, решительно шла вперед. Позади я один раз услышал кашель Вика, он прозвучал приглушенно среди мерцающих, похожих на пластмассу, стен.
В конце туннеля была темнота, и в ней - ожидающая фигура, еще более темная.
В том месте, где мы появились, не было тумана, только чистый лунный свет, достаточно сильный, чтобы погребальные камни и монументы отбрасывали тени. Одна из них легла между нами, длинной линией отделяя темноту.
Он изменился не так сильно, как я думал. Он был еще выше, стройнее и выглядел лучше. Он жестом показал Сабрине направо. Я так же отослал Вика в сторону. Когда он ухмыльнулся, его зубы блеснули. Он достал свой клинок - такой черный, что был почти невидим внутри слабо светящегося ореола - и небрежно отсалютовал мне. Я ответил тем же.
- Я не был уверен, что ты придешь, - сказал он.
Я пожал плечами.
- Одно место так же хорошо, как другое.
- Я делаю тебе то же самое предложение, что и раньше, - сказал он - для того, чтобы избежать неприятностей. Отдельное королевство. Оно могло бы быть лучшим, чем ты мог надеяться.
- Никогда, - ответил я.
Он вздохнул.
- Ты упрямец.
- А ты не меняешься.
- Если это достоинство, прости. Но это так.
- Где ты нашел Сабрину?
- В канаве. У нее есть способности. Она быстро учится. Я вижу, у тебя тоже появился подмастерье. Ты знаешь, что это значит?
- Да, мы становимся старше, слишком старыми для такой чепухи.
- Ты хотел бы выйти в отставку, брат.
- Так же, как и ты.
Он засмеялся.
- И мы могли бы, шатаясь, рука об руку войти в эту специальную Валгаллу, зарезервированную для таких, как мы.
- Я мог бы думать о худшем жребии.
- Боже, я рад это слышать. Я думаю, что это означает, что ты ослабеваешь.
- Я думаю, мы это выясним очень скоро.
Серия небольших движений привлекла мой взгляд. Существа, похожие на собак, летучих мышей, змей прибывали, усаживались и занимали места в громадной окружающей нас массе, как зрители, пришедшие на стадион.
- И твои зрители тоже, - ответил он. - Кто знает, но может быть, даже здесь у тебя есть несколько почитателей?
Я улыбнулся в ответ.
- Уже поздно, - сказал он мягко.
- Далеко за полночь.
- Они действительно оценят это? - затем спросил он и его лицо внезапно посерьезнело.
- Да, - ответил я.
Он засмеялся.
- Конечно, ты должен был сказать это.
- Конечно.
- Давай-ка начинать.
Он поднял свой клинок из мрака высоко над головой и сверхъестественная тишина заполнила пространство.
- Астарот, Вельзевул, Асмодей, Велиал, Левиафан... - начал он. Я поднял свое оружие.
- Ньютон, Декарт, Фарадей, Максвелл, Ферми... - сказал я.
- Люцифер, - произнес он нараспев, - Геката, Бегемот, Сатана, Ариастон...
- Да Винчи, Микеланджело, Роден, Майоль, Мор... - продолжил я.
Казалось, мир поплыл вокруг нас и это место внезапно оказалось вне времени и пространства.
- Мефистофель! - вскричал он. - Легион! Лилит! Ианнода! Иблис!
- Гомер, Вергилий, Данте, Шекспир, Сервантес, - продолжал я.
Он нанес удар и я парировал его и нанес свой удар, который он парировал в свою очередь. Он начал говорить нараспев и увеличил темп атаки. Я сделал то же самое.
После нескольких минут боя я увидел, что наши силы практически равны. Это означало, что поединок будет тянуться и тянуться. Я попробовал несколько приемов, о которых даже забыл, что знаю их. Но он помнил. Он, в свою очередь, сделал то же, но я тоже вспомнил их.
Мы начали двигаться еще быстрее.
Удары, казалось, сыпались со всех сторон, но мой клинок был повсюду, где бы они не падали. Он делал то же самое. Это превратилось в танец внутри клетки движущегося металла, окруженной рядами горящих глаз, наблюдающих за исходом поединка.
Вик и Сабрина стояли рядом, казалось, забыв друг о друге в своем напряженном внимании к поединку.
Мне не хотелось говорить, что это было весело, однако это было так. В конце-концов, столкнуться с воплощением того, с чем боролся все это годы. Полностью победить невозможно, но решающий удар, если это честный удар, мог бы быть сделан.
Я удвоил свои усилия и потеснил его на несколько шагов. Однако он быстро оправился и занял прежнюю позицию. Из-за памятников донесся вздох.
- Ты все еще можешь удивлять меня, - пробормотал он сквозь стиснутые зубы, нанося удар. - Когда же этому придет конец?
- Как узнать легенду? - ответил я, отступая и снова нанося удар. Наши клинки давали нам силы, нужные нам, и мы продолжали сражение.
Случайно он оказался близко, слишком близко. Но в любое время я был готов уклониться в последний момент и контратаковать. Дважды я думал, что поразил его, и каждый раз он чудом уклонялся и нападал с удвоенной силой.
Он ругался, смеялся и я, вероятно, делал то же самое. Луна сияла и роса стала заметней на траве. Создания иногда перемещались, но их глаза не отрывались от нас. Вик и Сабрина что-то шепотом говорили, не глядя друг на друга.
Я нанес удар в голову, но он парировал его и, в свою очередь, нанес мне удар в грудь. Я остановил его и попытался поразить его в грудь, он отбил удар...
Внезапно подул ветер и и пот на моем лбу стал холодным. Я поскользнулся на влажной земле, а он упустил возможность воспользоваться моей оплошностью. Неужели он начал уставать?
Я еще усилил нажим, а он, казалось, отвечал чуточку медленнее. Было ли это мое преимущество или трюк с его стороны, чтобы обмануть меня?
Я попал ему в руку. Легкое касание. Царапина. Ничего серьезного, но я почувствовал, что моя уверенность растет. Я сделал новую попытку, выложив все, на что я способен, во взрыве вдохновения.
Яркая линия появилась у него на груди.
Он снова выругался и дико замахнулся. Когда я парировал удар, я понял, что небо на востоке начало светлеть. Это означало, что я должен спешить. Есть правила, ограничивающие даже нас.
Я применил свой наиболее сложный прием, но он смог остановить его. Я пытался сделать это снова и снова. Каждый раз он казался все слабее и в последний раз я увидел гримасу боли на его лице. Наши зрители тоже приустали и я чувствовал, что истекают последние песчинки в песочных часах.
Я нанес удар, и на этот раз я попал. Я почувствовал, что мой клинок заскрежетал по кости, так как он попал в левую руку.
Он застонал и упал на колени, в то время как я отпрянул назад для последнего смертельного удара.
Вдалеке прокричал петух и я услышал его смех.
- Кончено, братец! Кончено! Но недостаточно хорошо, - сказал он. - Сабрина! Ко мне! Немедленно!
Она сделала шаг к нему, повернулась к Вику, затем снова в моему поверженному врагу. Она поспешила к нему и обняла, как только он начал исчезать.
- Aufwiedersehen! - донеслось до меня, и они оба исчезли.
Наши зрители отбывали с большой поспешностью, хлопая крыльями, уносясь скачками по земле, скользя в норы, так как солнце появилось над горизонтом.
Я оперся на клинок. Через некоторое время Вик подошел ко мне.
- Увидим ли мы их когда-нибудь снова? - спросил он.
- Конечно.
Я двинулся туда, где вдалеке виднелись ворота.
- И что теперь? - спросил он.
- Я пойду домой и просплю весь день. Может быть, устрою небольшие каникулы. Дела теперь будут идти не так бойко.
Мы пересекли освященную землю и ступили на улицу.
- Информация о материале
-
Категория: Рассказы
-
Создано: 03.10.2011, 15:27
Роджер Желязны. Дневная кровь.
Я припал к земле за углом провалившегося сарая за разрушенной церковью. Сырость просачивалась сквозь джинсы, но я знал, что мое ожидание должно скоро окончиться. Несколько полос тумана живописно стелились над промокшей землей, слегка колеблясь под предутренним ветром. Погода для Голливуда... Я бросил взгляд на светлеющее небо, точно определяя направление их прибытия. Не прошло и минуты, как я увидел их, колышущихся по пути назад - большое темное и поменьше бледное, существа. Как можно было догадаться, они проникли в церковь через отверстие, где часть крыши провалилась несколько лет назад. Я подавил зевок, когда посмотрел на часы. Пятьдесят минут от этого момента до тех пор, пока солнце встанет на востоке. За это время они должны улечься и заснуть. Может быть, чуть быстрее, но дадим им немного времени. Некуда спешить.
Я потянулся и захрустел суставами. Я с большим удовольствием был бы сейчас дома в постели. Ночи предназначены для сна, а не для того, чтобы играть роль няньки для парочки глупых вампиров.
Да, Виржиния, это действительно вампиры. Хотя нечему удивляться. Странно, что вы не встречали ни одного. Сейчас их не так уж много вокруг. Фактически, они чертовски близки к вымирающему виду, - что и понятно, если принять во внимание тот уровень интеллекта, с которым я сталкивался среди них.
Возьмем, например, этого парня, Бродски. Он живет, простите, пребывает, рядом с городом, в котором живут несколько тысяч людей. Он мог бы посещать различных людей каждую ночь без опасения повториться, оставляя своим поставщикам продовольствия (я понимаю, что таково название их сейчас) немногим большее, чем слабую боль в горле, приступ временной анемии и парочку вскоре забываемых царапин на шее.
Но нет. Он испытывает симпатию к местной красотке - некоей Элайне Вильсон, экс-мажоретке. Приходит к ней много раз. Вскоре она впадает в привычную кому и превращается в вампира. Хорошо, я знаю, что я говорил, будто вокруг не так много вампиров, но лично я чувствую, что в мире их могло бы быть гораздо больше. Но с Бродски это не популяционный пресс, а только глупость и жадность. Никакой тонкости, никакого планирования. Одобряя прибавление новых членов к неумирающим, я опасаюсь его беспечности в проведении такой серьезной акции. Он оставляет след, который кто-нибудь может обнаружить; он также ухитряется сделать так много традиционных знаков и оставить так много примет, что даже в наше время разумный человек мог бы догадаться, что к чему.
Бедный старина Бродски - все еще живущий в своем средневековье и ведущий себя так, как будто он живет во время расцвета своей популяции. Очевидно, ему никогда не приходило в голову рассмотреть это математически. Он пьет кровь у некоторых людей, которые его чем-то привлекают, и они становятся вампирами. Если они чувствуют так же, как он и ведут себя так же, они продолжают и вовлекают несколько больше людей. И так далее. Это похоже на письма по цепочке. Через некоторое время все станут вампирами и не останется тех, у кого они берут кровь. И что? К счастью, у природы есть способы обращения с популяционными взрывами, даже на этом уровне. Однако внезапное ускорение пополнения в этот век масс-медиа может действительно повредить этой скрытой экосистеме.
Но хватит философии. Время войти и заняться делом.
Я взял мой пластиковый пакет и пошел прочь от сарая, тихо ругаясь, когда натыкался на стволы и получал хороший душ. Я прошел по полю к боковой двери старого здания. Оно было закрыто на ржавый замок, который я сорвал и забросил на кладбище.
Внутри я взгромоздился на прогибающиеся перила хора и открыл сумку. Я вытащил блокнот для набросков и карандаш, которые носил повсюду. Свет проникал через разбитое окно. То, на что он падал, было по больше части ерундой. Не особенно вдохновляющая сцена. Какой бы ни... Я начал зарисовывать ее. Всегда хорошо иметь хобби, которое может служить оправданием для странных поступков, как какой-нибудь ледокол...
Десять минут, загадал я. Самое большее.
Шестью минутами спустя я услышал их голоса. Они не были особенно громкими, но у меня исключительно острый слух. Здесь были трое из тех, кто должен был быть.
Они так же вошли через боковую дверь, крадучись, нервно озираясь и ничего не замечая. Сначала они даже не заметили меня, творящего произведение искусства там, где в прошлые годы детские голоса заполняли воскресные утра хвалой Богу.
Здесь был старый доктор Морган, из черной сумки которого торчали несколько деревянных кольев (готов держать пари, что молоток был там же - я думаю, что клятва Гиппократа не распространяется на неумирающих - primum, non nocere, и так далее); и отец О'Брайен, сжимающий свою Библию как щит, в одной руке, а в другой - распятие; и молодой Бен Келман (жених Элайны), с лопатой на плече и с сумкой, из которой доносился запах чеснока.
Я кашлянул, и все трое резко остановились и повернулись, налетев друг на друга.
- Привет, док, - сказал я. - Здравствуйте, отец. Бен...
- Вайн! - сказал доктор. - Что ты здесь делаешь?
- Наброски, - объяснил я. - Я сейчас занимаюсь старыми зданиями.
- Проклятье! - сказал Бен. - Простите меня, святой отец... Вы здесь за статьей для вашей чертовой газеты!
Я покачал головой.
- Действительно нет.
- Гас никогда не позволит вам напечатать что-нибудь об этом и вы это знаете.
- Честное слово, - сказал я. - Я здесь не за статьей. Но я знаю, зачем вы здесь, и вы правы - даже если я напишу ее, она никогда не появится на свет. Вы действительно верите в вампиров?
Док уставился на меня холодным взглядом.
- До сих пор не верили, - сказал он. - Но, сынок, если бы ты видел то, что видели мы, ты поверил бы.
Я кивнул и сложил свой блокнот.
- Ну ладно, - сказал я. - Я вам признаюсь. Я здесь, потому что я любопытен. Я хочу увидеть это своими глазами, но я не хочу идти вниз один. Возьмите меня с собой.
Они обменялись взглядами.
- Я не знаю... - сказал Бен.
- Это не для слабонервных, - сказал мне доктор.
- Я не знаю, как насчет того, чтобы еще кто-то участвовал в этом, - добавил Бен.
- А кто еще знает об этом? - спросил я.
- Только мы, - объяснил Бен. - Мы единственные, кто видел его в действии.
- Хороший репортер знает, как держать язык за зубами, - сказал я, - но он очень любопытен. Позвольте мне пойти с вами.
Бен пожал плечами, доктор кивнул. Спустя мгновение, отец О'Брайен кивнул тоже.
Я засунул мой блокнот и карандаш в сумку и слез с ограды.
Я проследовал за ними через церковь, через небольшой зал к открытой, прогнувшейся двери. Док включил фонарь и направил свет на шаткий пролет лестницы, ведущей вниз в темноту. Помедлив, он начал спускаться. Отец О'Брайен последовал за ним. Лестница скрипела и шаталась. Бен и я ждали, пока они не спустились.
Затем Бен засунул свой пакет с пахучим содержимым внутрь пиджака и вытащил из кармана фонарь. Он включил его и начал спускаться вниз. Я следовал прямо за ним.
Я остановился, когда мы достигли основания лестницы. В лучах их фонарей я увидел два гроба, помещенные на козлы, а также нечто на стене над большим из них.
- Отец, что это? - спросил я.
Кто-то услужливо навел луч света на это.
- Это похоже на веточку омелы, завязанную на фигуре маленького каменного оленя, - сказал он.
- Вероятно, имеет отношение к черной магии, - предположил я.
Он перекрестился, повернулся и снял ее.
- Вероятно, так, - сказал он, разрывая омелу и разбрасывая куски по комнате, разбивая фигуру и отбрасывая куски прочь. Я улыбнулся, теперь я вышел вперед.
- Давайте откроем это и посмотрим, - сказал доктор.
Я помог им. Когда гробы были открыты, я не слушал комментарии о бледности, сохранности, и окровавленных ртах. Бродски выглядел так же, как и всегда - темные волосы, тяжелые темные брови, изогнутые челюсти, небольшое брюшко. Девушка была прелестна.
Выше, чем я думал, с очень милой пульсацией у горла и почти синеватым оттенком кожи.
Отец О'Брайен открыл свою Библию и начал читать, держа фонарик над ней дрожащей рукой. Док поставил свою сумку на пол и что-то нащупывал внутри нее.
Бен отвернулся со слезами на глазах. Я дотянулся до него и бесшумно сдавил его шею, пока другие занимались своими делами.
Уложил его на пол и подошел к доктору.
- Что? - начал он и это было его последним словом.
Отец О'Брайен прекратил чтение. Он уставился на меня.
- Ты работаешь на НИХ? - вскричал он, бросив взгляд на гробы.
- Вряд ли, - ответил я, - но они мне нужны. Они кровь моей жизни.
- Я не понимаю...
- Каждый является добычей кого-нибудь, и мы делаем то, что мы должны делать. Такова экология. Простите, отец.
Я воспользовался лопатой Бена, чтобы похоронить всех троих под полом по направлению к задней части здания, - чеснок, колья и остальное. Затем я закрыл гробы и вытащил их вверх по лестнице.
Я проверил все вокруг, пока шел через поле и на обратной дороге, когда вел грузовик. Было еще сравнительно рано и вокруг никого не было.
Я погрузил их обоих в кузов и прикрыл тряпкой. В тридцати милях езды была еще одна разрушенная церковь, о которой я знал.
Позднее, когда я установил их невредимыми на их новом месте, я написал карандашом записку и вложил ее в руку Бродски:
"Дорогой Б., Пусть это будет Вам уроком. Вы должны прекратить действовать как Бела Лугоши. Вы теряете свой класс. Вы счастливчик, что проснетесь после всего, что было этой ночью. В будущем будьте более осмотрительны в своих действиях, или я могу уволить Вас. В конце концов, я здесь не для того, чтобы Вас обслуживать.
Преданный Вам В.
P.S. Омела и статуя больше не действуют. Почему Вы вдруг стали так суеверны?"
Я взглянул на свои часы, когда я покидал это место. Было одиннадцать пятьдесят. Немного позже я остановился на 7:11 и воспользовался телефоном.
- Привет, Кела, - сказал я, когда услышал ее голос. - Это я.
- Вердет, - сказала она. - Тебя долго не было.
- Я знаю. Я был занят.
- Чем?
- Ты знаешь, где находится старая церковь Апостолов рядом с шоссе?
- Конечно. Она есть в моем списке.
- Встречай меня там в двенадцать тридцать и я расскажу тебе о ней за ленчем.
